- Она вот поедет с вами с удовольствием! - подхватила адмиральша.
Егор Егорыч еще раз спросил взглядом Сусанну.
- Поеду, - объявила она ему.
Капитан тем временем всматривался в обеих молодых девушек. Конечно, ему
и Сусанна показалась хорошенькою, но все-таки хуже Людмилы: у нее были губы
как-то суховаты, тогда как у Людмилы они являлись сочными, розовыми, как бы
созданными для поцелуев. Услыхав, впрочем, что Егор Егорыч упомянул о церкви
архангела сказал Людмиле:
- Вы напрасно не едете!.. Церковь эта очень известная в Москве; ее
строил еще Меншиков{147}, и она до сих пор называется башнею Меншикова...
Потом она сгорела от грома, стояла запустелою, пока не подцепили ее эти,
знаете, масоны, которые сделали из нее какой-то костел.
Егор Егорыч еще более нахмурился.
- Что же в этой церкви похожего на костел? - проговорил он мрачным
тоном.
- Многое-с, очень многое!.. Я сам три года стоял в Польше и достаточно
видал этих костелов; кроме того, мне все это говорил один почтамтский
чиновник, и он утверждал, что почтамт у нас весь состоит из масонов и что
эти господа, хоть и очень умные, но проходимцы великие!.. - лупил на всех
парусах капитан.
Барышни и адмиральша обмирали, опасаясь, что новый знакомый их,
пожалуй, выскажет что-нибудь еще более обидное для Егора Егорыча, а потому,
чтобы помешать этому, Юлия Матвеевна нашлась сделать одно, что проговорила:
- Позвольте вас познакомить: это полковник Марфин, а вы?
- Капитан Зверев! - напомнил ей тот свою фамилию.
Юлия Матвеевна, потупляясь, сказала Марфину:
- Господин Зверев!..
Капитан после этой рекомендации поднялся на ноги и почтительно
поклонился Егору Егорычу, который, хоть вежливо, но не приподнимаясь, тоже
склонил голову.
- А какие эти господа масоны загадочные люди!.. - не унимался капитан.
- Я знаю это по одной истории об них!
Егор Егорыч отвернулся в сторону, явно желая показать, что он не
слушает, но на разговорчивого капитана это нисколько не подействовало.
- История такого рода, - продолжал он, - что вот в том же царстве
польском служил наш русский офицер, молодой, богатый, и влюбился он в одну
панночку (слово панночка капитан умел как-то произносить в одно и то же
время насмешливо и с увлечением). Ну, там то и се идет между ними... только
офицера этого отзывают в Петербург... Панночка в отчаянии и говорит ему:
"Сними ты с себя портрет для меня, но пусти перед этим кровь и дай мне
несколько капель ее; я их велю положить живописцу в краски, которыми будут
рисовать, и тогда портрет выйдет совершенно живой, как ты!.." Офицер,
конечно, - да и кто бы из нас не готов был сделать того, когда мы для женщин
жизнью жертвуем? - исполнил, что она желала... Портрет действительно вышел
как живой... Офицер уехал в Петербург и там закружился в большом свете...
Панночку свою забыл, не пишет ей... Только вдруг начинает чувствовать тоску
ужасную - день, два, месяц, так что он рассказал об этом своему другу, тоже
офицеру. Тот и говорит ему: "Сходи ты к одному магнетизеру, что ли, или там
к колдуну и гадальщику какому-то, который тогда славился в Петербурге..."
Офицер идет к этому магнетизеру... Тот сначала своими жестами усыпил его, и
что потом было с офицером в этом сне, - он не помнит; но когда очнулся,
магнетизер велел ему взять ванну и дал ему при этом воск
Егор Егорыч еще раз спросил взглядом Сусанну.
- Поеду, - объявила она ему.
Капитан тем временем всматривался в обеих молодых девушек. Конечно, ему
и Сусанна показалась хорошенькою, но все-таки хуже Людмилы: у нее были губы
как-то суховаты, тогда как у Людмилы они являлись сочными, розовыми, как бы
созданными для поцелуев. Услыхав, впрочем, что Егор Егорыч упомянул о церкви
архангела сказал Людмиле:
- Вы напрасно не едете!.. Церковь эта очень известная в Москве; ее
строил еще Меншиков{147}, и она до сих пор называется башнею Меншикова...
Потом она сгорела от грома, стояла запустелою, пока не подцепили ее эти,
знаете, масоны, которые сделали из нее какой-то костел.
Егор Егорыч еще более нахмурился.
- Что же в этой церкви похожего на костел? - проговорил он мрачным
тоном.
- Многое-с, очень многое!.. Я сам три года стоял в Польше и достаточно
видал этих костелов; кроме того, мне все это говорил один почтамтский
чиновник, и он утверждал, что почтамт у нас весь состоит из масонов и что
эти господа, хоть и очень умные, но проходимцы великие!.. - лупил на всех
парусах капитан.
Барышни и адмиральша обмирали, опасаясь, что новый знакомый их,
пожалуй, выскажет что-нибудь еще более обидное для Егора Егорыча, а потому,
чтобы помешать этому, Юлия Матвеевна нашлась сделать одно, что проговорила:
- Позвольте вас познакомить: это полковник Марфин, а вы?
- Капитан Зверев! - напомнил ей тот свою фамилию.
Юлия Матвеевна, потупляясь, сказала Марфину:
- Господин Зверев!..
Капитан после этой рекомендации поднялся на ноги и почтительно
поклонился Егору Егорычу, который, хоть вежливо, но не приподнимаясь, тоже
склонил голову.
- А какие эти господа масоны загадочные люди!.. - не унимался капитан.
- Я знаю это по одной истории об них!
Егор Егорыч отвернулся в сторону, явно желая показать, что он не
слушает, но на разговорчивого капитана это нисколько не подействовало.
- История такого рода, - продолжал он, - что вот в том же царстве
польском служил наш русский офицер, молодой, богатый, и влюбился он в одну
панночку (слово панночка капитан умел как-то произносить в одно и то же
время насмешливо и с увлечением). Ну, там то и се идет между ними... только
офицера этого отзывают в Петербург... Панночка в отчаянии и говорит ему:
"Сними ты с себя портрет для меня, но пусти перед этим кровь и дай мне
несколько капель ее; я их велю положить живописцу в краски, которыми будут
рисовать, и тогда портрет выйдет совершенно живой, как ты!.." Офицер,
конечно, - да и кто бы из нас не готов был сделать того, когда мы для женщин
жизнью жертвуем? - исполнил, что она желала... Портрет действительно вышел
как живой... Офицер уехал в Петербург и там закружился в большом свете...
Панночку свою забыл, не пишет ей... Только вдруг начинает чувствовать тоску
ужасную - день, два, месяц, так что он рассказал об этом своему другу, тоже
офицеру. Тот и говорит ему: "Сходи ты к одному магнетизеру, что ли, или там
к колдуну и гадальщику какому-то, который тогда славился в Петербурге..."
Офицер идет к этому магнетизеру... Тот сначала своими жестами усыпил его, и
что потом было с офицером в этом сне, - он не помнит; но когда очнулся,
магнетизер велел ему взять ванну и дал ему при этом воск