зал, чувствуя, что внутри у него, в
душе его, что-то такое как бы лопнуло, потом все взбудоражилось и
перевернулось вверх ногами.
Крапчик, в свою очередь, немножко уж и раскаивался, что так взволновал
своего друга, поняв, что теперь никаким рычагом не своротишь того с главного
предмета его беспокойств, а потому решился вытянуть из Егора Егорыча хоть
малую толику пользы для своих целей.
- Но когда же вы выезжаете отсюда? - спросил он.
- Завтра! - ответил Егор Егорыч.
- А не можете ли вы мне сказать, когда вы приблизительно из Москвы в
Петербург приедете?..
- Через месяц! - сказал вряд ли не наобум Егор Егорыч.
Крапчик поник головой.
- Ах, как это дурно и вредно может отразиться на нашем общем деле! -
произнес он печально.
- Поезжайте пока одни!.. Что я вам? Не маленькие! - окрысился на него
Марфин.
- Один уж поеду, - подчинился Крапчик, - но, по крайней мере, вы должны
снабдить меня письмами к нескольким влиятельным лицам, - присовокупил он
жалобным голосом.
- К кому? - пробормотал Марфин.
- Прежде всех, конечно, к князю Александру Николаевичу, а потом и к
другим лицам, к коим вы найдете нужным.
- Пока достаточно написать одному князю, - перебил Крапчика Егор
Егорыч, - и, смотря, что он вам скажет, можно будет отнестись и к другим
лицам.
- Хоть князю, по крайней мере, напишите, - произнес покорным голосом
Крапчик, - и главная моя просьба в том, чтобы вы, не откладывая времени,
теперь же это сделали; а то при ваших хлопотах и тревогах, пожалуй, вы
забудете.
- Могу и теперь! - воскликнул Егор Егорыч и, проворно вынув из портфеля
лист почтовой бумаги, на верху которого поставил первоначально маленький
крестик, написал князю письмо, каковое швырнул Крапчику, и проговорил:
- Я тут прошу князя, чтобы он верил вам, как мне бы поверил.
- Конечно, так же бы, как и вам!.. Слава богу, мы до сих пор еще не
различествовали в наших мнениях, - говорил Крапчик, кладя письмо бережно к
себе в карман, и затем распростился с хозяином масонским поцелуем, пожелав
как можно скорее опять увидаться.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к чему он всегда прибегал в
трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего
спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои
уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал
дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже
чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или -
точнее - в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из
такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком,
раздавшимся в его дверь. Он поспешил ее отпереть, и перед ним появился
почтальон, подавший ему письмо, взглянув на которое Егор Егорыч был поражен,
потому что письмо оказалось адресованным рукою племянника, а штемпель
обозначал, что оно послано было из Орла. Племянник писал Егору Егорычу, что
он, решившись снова поступить в военную службу, поехал на Кавказ, но в Орле
так сильно заболел, что должен был приостановиться.
Далее, Ченцов единственное небольшое именьице свое, оставшееся у него
непромотанным, умолял дядю продать или взять за себя, но только выслать ему
- и выслать как можно скорее - денег, потому что он, выздоровев, все-таки
предп
душе его, что-то такое как бы лопнуло, потом все взбудоражилось и
перевернулось вверх ногами.
Крапчик, в свою очередь, немножко уж и раскаивался, что так взволновал
своего друга, поняв, что теперь никаким рычагом не своротишь того с главного
предмета его беспокойств, а потому решился вытянуть из Егора Егорыча хоть
малую толику пользы для своих целей.
- Но когда же вы выезжаете отсюда? - спросил он.
- Завтра! - ответил Егор Егорыч.
- А не можете ли вы мне сказать, когда вы приблизительно из Москвы в
Петербург приедете?..
- Через месяц! - сказал вряд ли не наобум Егор Егорыч.
Крапчик поник головой.
- Ах, как это дурно и вредно может отразиться на нашем общем деле! -
произнес он печально.
- Поезжайте пока одни!.. Что я вам? Не маленькие! - окрысился на него
Марфин.
- Один уж поеду, - подчинился Крапчик, - но, по крайней мере, вы должны
снабдить меня письмами к нескольким влиятельным лицам, - присовокупил он
жалобным голосом.
- К кому? - пробормотал Марфин.
- Прежде всех, конечно, к князю Александру Николаевичу, а потом и к
другим лицам, к коим вы найдете нужным.
- Пока достаточно написать одному князю, - перебил Крапчика Егор
Егорыч, - и, смотря, что он вам скажет, можно будет отнестись и к другим
лицам.
- Хоть князю, по крайней мере, напишите, - произнес покорным голосом
Крапчик, - и главная моя просьба в том, чтобы вы, не откладывая времени,
теперь же это сделали; а то при ваших хлопотах и тревогах, пожалуй, вы
забудете.
- Могу и теперь! - воскликнул Егор Егорыч и, проворно вынув из портфеля
лист почтовой бумаги, на верху которого поставил первоначально маленький
крестик, написал князю письмо, каковое швырнул Крапчику, и проговорил:
- Я тут прошу князя, чтобы он верил вам, как мне бы поверил.
- Конечно, так же бы, как и вам!.. Слава богу, мы до сих пор еще не
различествовали в наших мнениях, - говорил Крапчик, кладя письмо бережно к
себе в карман, и затем распростился с хозяином масонским поцелуем, пожелав
как можно скорее опять увидаться.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к чему он всегда прибегал в
трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего
спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои
уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал
дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже
чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или -
точнее - в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из
такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком,
раздавшимся в его дверь. Он поспешил ее отпереть, и перед ним появился
почтальон, подавший ему письмо, взглянув на которое Егор Егорыч был поражен,
потому что письмо оказалось адресованным рукою племянника, а штемпель
обозначал, что оно послано было из Орла. Племянник писал Егору Егорычу, что
он, решившись снова поступить в военную службу, поехал на Кавказ, но в Орле
так сильно заболел, что должен был приостановиться.
Далее, Ченцов единственное небольшое именьице свое, оставшееся у него
непромотанным, умолял дядю продать или взять за себя, но только выслать ему
- и выслать как можно скорее - денег, потому что он, выздоровев, все-таки
предп