ас слушать.
Муза принялась было продолжать свою фантазию, но у нее стало выходить
что-то очень нескладное: при посторонних лицах она решительно не могла
спокойно творить. Впрочем, к общему удовольствию обоих собеседников, в это
время вместе с теткой-монахиней возвратилась Сусанна. Войдя в залу и увидав
Егора Егорыча, она удивилась и, по обыкновению, покраснела. Монахиня же,
увидав мужчину, попятилась, как бы от черта какого, назад в переднюю, а
потом и совсем ушла в свою комнату. Тетя эта была родная сестра адмиральши и
своей стыдливостью и дикостью превосходила во сто раз Сусанну. Не выходя
никуда, кроме церкви, она большую часть времени проводила в уединении и в
совершенном бездействии, все что-то шепча сама с собой и только иногда
принималась разбирать свой сундук с почти уже истлевшими светскими платьями
и вдруг одевалась в самое нарядное из них, садилась перед небольшим
зеркальцем, начинала улыбаться, разводила руками и тоже шептала. Вообще она
давно походила на сумасшедшую, именно с того времени, как в двенадцатом году
под Красным{118} убит был ее жених, после чего она начала тосковать, по
временам даже заговариваться, и кончила тем, что поступила в монастырь,
завещав в него свое состояние.
Егор Егорыч, как только появилась Сусанна, вскочив со стула и
проговорив: "Ах, я очень рад вас видеть!" - подхватил ее, хоть и ловко, но
почти насильно, под руку и увел с собой в гостиную.
Бедная Сусанна еще более покраснела, но последовала за ним и уселась на
то место, которое занимала Юлия Матвеевна при последнем объяснении с Егором
Егорычем; он тоже занял свое прежнее место.
- Вы давно сюда в город приехали? - начала Сусанна, чтобы что-нибудь
сказать.
- Недавно!.. Сейчас только!.. Зачем и для чего ваша мать и Людмила
уехали в Москву?.. - бормотал Егор Егорыч.
При этом у Сусанны вдруг глаза наполнились слезами.
- Сестра сделалась очень больна! - отвечала она.
- Чем? - спросил Егор Егорыч, потупляя лицо.
- Не знаю! - проговорила тихим, но совершенно искренним голосом
Сусанна.
Тогда Егор Егорыч снова поднял голову и посмотрел на нее пристально.
Слезы у Сусанны уже текли по щекам.
- Но и вы больны!.. Вы страшно похудели и плачете! - воскликнул Егор
Егорыч.
- Нет, это я так!.. - возразила Сусанна, стараясь смигнуть опять
наполнившие ее глаза слезы. - Я только очень скучаю по мамаше и по сестре!..
Мы еще так надолго никогда не разлучались.
Егор Егорыч некоторое время размышлял.
- Но отчего же мать ваша не взяла вас и Музы с собой? - проговорил он
затем.
- Мамаша говорила, что у нее денег нет, чтобы ехать всем нам! -
объяснила Сусанна.
- Это безжалостно и глупо с ее стороны было оставить вас!.. - совсем уж
вспылил Егор Егорыч. - Если у ней не было денег, отчего она мне не написала
о том?
Сусанна робко молчала.
- Тут то, да не то!.. Да!.. Не то тут! - произнес Егор Егорыч и затем,
снова подумав немного, присовокупил:
- А где мой племянник Ченцов, - не знаете ли вы?
- Нет! - отвечала Сусанна, тоже, по-видимому, совершенно искренно.
Между тем звуки фортепьяно, на котором с возрастающей энергией
принялась играть Муза, оставшись одна в зале и явно придя в норму своего
творчества, громко раздавались по всему дому, что еще более
наэлектризовывало Егора Егорыча
Муза принялась было продолжать свою фантазию, но у нее стало выходить
что-то очень нескладное: при посторонних лицах она решительно не могла
спокойно творить. Впрочем, к общему удовольствию обоих собеседников, в это
время вместе с теткой-монахиней возвратилась Сусанна. Войдя в залу и увидав
Егора Егорыча, она удивилась и, по обыкновению, покраснела. Монахиня же,
увидав мужчину, попятилась, как бы от черта какого, назад в переднюю, а
потом и совсем ушла в свою комнату. Тетя эта была родная сестра адмиральши и
своей стыдливостью и дикостью превосходила во сто раз Сусанну. Не выходя
никуда, кроме церкви, она большую часть времени проводила в уединении и в
совершенном бездействии, все что-то шепча сама с собой и только иногда
принималась разбирать свой сундук с почти уже истлевшими светскими платьями
и вдруг одевалась в самое нарядное из них, садилась перед небольшим
зеркальцем, начинала улыбаться, разводила руками и тоже шептала. Вообще она
давно походила на сумасшедшую, именно с того времени, как в двенадцатом году
под Красным{118} убит был ее жених, после чего она начала тосковать, по
временам даже заговариваться, и кончила тем, что поступила в монастырь,
завещав в него свое состояние.
Егор Егорыч, как только появилась Сусанна, вскочив со стула и
проговорив: "Ах, я очень рад вас видеть!" - подхватил ее, хоть и ловко, но
почти насильно, под руку и увел с собой в гостиную.
Бедная Сусанна еще более покраснела, но последовала за ним и уселась на
то место, которое занимала Юлия Матвеевна при последнем объяснении с Егором
Егорычем; он тоже занял свое прежнее место.
- Вы давно сюда в город приехали? - начала Сусанна, чтобы что-нибудь
сказать.
- Недавно!.. Сейчас только!.. Зачем и для чего ваша мать и Людмила
уехали в Москву?.. - бормотал Егор Егорыч.
При этом у Сусанны вдруг глаза наполнились слезами.
- Сестра сделалась очень больна! - отвечала она.
- Чем? - спросил Егор Егорыч, потупляя лицо.
- Не знаю! - проговорила тихим, но совершенно искренним голосом
Сусанна.
Тогда Егор Егорыч снова поднял голову и посмотрел на нее пристально.
Слезы у Сусанны уже текли по щекам.
- Но и вы больны!.. Вы страшно похудели и плачете! - воскликнул Егор
Егорыч.
- Нет, это я так!.. - возразила Сусанна, стараясь смигнуть опять
наполнившие ее глаза слезы. - Я только очень скучаю по мамаше и по сестре!..
Мы еще так надолго никогда не разлучались.
Егор Егорыч некоторое время размышлял.
- Но отчего же мать ваша не взяла вас и Музы с собой? - проговорил он
затем.
- Мамаша говорила, что у нее денег нет, чтобы ехать всем нам! -
объяснила Сусанна.
- Это безжалостно и глупо с ее стороны было оставить вас!.. - совсем уж
вспылил Егор Егорыч. - Если у ней не было денег, отчего она мне не написала
о том?
Сусанна робко молчала.
- Тут то, да не то!.. Да!.. Не то тут! - произнес Егор Егорыч и затем,
снова подумав немного, присовокупил:
- А где мой племянник Ченцов, - не знаете ли вы?
- Нет! - отвечала Сусанна, тоже, по-видимому, совершенно искренно.
Между тем звуки фортепьяно, на котором с возрастающей энергией
принялась играть Муза, оставшись одна в зале и явно придя в норму своего
творчества, громко раздавались по всему дому, что еще более
наэлектризовывало Егора Егорыча