- Что ж матери скучать! - возразил с недовольным смехом Крапчик. - Она
не одна в Москву поехала, а с старшей своей дочерью.
- Да! - подтвердил Егор Егорыч. - И Людмила, говорят, сильно больна.
- Не думаю, чтоб очень сильно! - протянул Крапчик, кажется, начавший
уже догадываться, зачем Егор Егорыч скачет в Москву, а не прямо едет в
Петербург, и решивший за то преподнесть ему нечто не совсем приятное. - Тут
много по поводу их отъезда рассказывают...
- Что такое?.. Что именно? - воскликнул Марфин.
- Разная болтовня идет, и этакая неприятная и обидная!
- Какая же?.. Говорите! - начал уж приставать Марфин. - Мне вы должны
сказать и не можете утаивать от меня, - я единственный защитник и заступник
за этих девушек.
- Извольте, я вам скажу, хотя за достоверность этих слухов нисколько не
ручаюсь, - за что купил, за то и продаю.
- Ну-с! - торопил его Марфин.
- Говорят, во-первых, что Людмила Николаевна без ума влюблена в
племянника вашего, Ченцова.
Егор Егорыч прижался поплотнее к спинке своего кресла.
- Потом, что будто бы... - начал Крапчик уже с перерывами, - они все
вместе даже уехали в Москву вследствие того, что... Людмиле Николаевне
угрожает опасность сделаться матерью.
О последнем обстоятельстве Крапчик черт знает от кого и узнал, но
только узнал, а не выдумал.
Егор Егорыч вспыхнул в лице и вскочил.
- Вы врете!.. Лжете! - крикнул он, обращаясь почти с кулаками к
Крапчику.
- Я никак не вру, потому что с того и начал, что не утверждаю, правда
это или нет! - возразил тот спокойно. - И потом, как же мне прикажете
поступать? Сами вы требуете, чтобы я передал вам то, что слышал, и когда я
исполнил ваше желание, - вы на меня же кидаетесь!
- Но вы понимаете ли, что говорить такие вещи о девушке значит
позорить, убивать ее, и я не позволю того никому и всем рот зажму! -
продолжал кричать Егор Егорыч.
- Нет-с, всем рот нельзя зажать! - не уступил Крапчик.
- Зажму, потому что если бы тут что-нибудь такое было, то это мне
сказали бы и племянник и сама Людмила.
- Положим, что вам не сказали бы того, - заметил, усмехнувшись,
Крапчик, как бы находивший какое-то наслаждение для себя мучить Егора
Егорыча.
- Отчего не сказали бы? - проговорил тот запальчиво.
- Оттого что - я опять-таки передаю вам слухи, - что вы сами были
неравнодушны к Людмиле Николаевне.
Егор Егорыч снова вспыхнул в лице. Отвергнуть свое увлечение Людмилою
он, по своей правдивости, не мог, но и признаться в том ему как-то было
совестно.
Впрочем, Егор Егорыч поспешил выкинуть из души этот ложный стыд.
- Да, был! - подтвердил он.
- Вот видите-с, дело какое! - подхватил не без ядовитости Крапчик. -
Вы, конечно, должны согласиться, что от вас было более, чем от кого-либо,
все скрываемо.
- Но если от меня скрывали, то Людмила матери бы сказала!
- Матери, может быть, она и сказала, как дело-то въявь уж подошло.
- Нечему тут въявь приходить, - не смейте этого при мне повторять! -
снова вспылил Егор Егорыч.
- Да, я ничего такого и не повторяю, я хочу сказать только, что нынче
дети не очень бывают откровенны с родителями и не утешение, не радость наша,
а скорей горе! - намекнул Крапчик и на свое собственное незавидное
положение.
Егор Егорыч ничего ему на это не ска