тысячи соображений у него прошли в голове,
и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии
отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его
предначертаний, Звездкин, - плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы
рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей, граф уехал к
m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.
Крапчик же, возвратясь прямо домой от сенатора и увидав в своей
передней стоявшего Антипа Ильича, пришел в великую радость.
- Егор Егорыч здесь? - спросил он.
- Никак нет-с, - отвечал Антип Ильич, - я приезжал сюда говеть, а они в
Кузьмищеве, и я зашел к вам, не будет ли какого приказания к барину.
- Даже большое! - воскликнул Крапчик. - А ты подожди, я сейчас напишу
ему письмо.
Антип Ильич поклонился в изъявление того, что он будет дожидаться
письма.
Крапчик изготовил Егору Егорычу весьма длинное послание, в котором, не
упоминая о своих личных неприятностях, описал другие действия сенатора и
описал их в ужасающем виде, заклиная и умоляя Егора Егорыча немедленно
приехать в губернский город с тем, чтобы писать и действовать сообща!
Какого рода впечатление письмо это произвело на Егора Егорыча и на
доктора, мы уже знаем.
XII
Был ясный мартовский день с легоньким морозцем. В зале хаотического
дома Рыжовых, освещенной ярким солнцем, раздавались звуки фортепьяно, на
котором часа уже три неустанно играла Муза. Исполняемая ею ария была не
совсем отчетлива и понятна, вероятно, потому, что Муза фантазировала и
играла свое. Непривычка к творчеству чувствовалась сильно в этих упражнениях
юной музыкантши, но, тем не менее, за нею нельзя было не признать
талантливой изобретательности, некоторой силы чувства и приятности в самой
манере игры: с восторженным выражением в своем продолговатом личике и с
разгоревшимися глазками, Муза, видимо, была поглощена своим творчеством.
Таким образом она давно уж творила и только никогда ничего из своих фантазий
не могла записать на ноты. Вдруг на двор к Рыжовым влетела вся в мыле тройка
Егора Егорыча, а вместе с нею и он сам, торча незаметной фигуркой из своих
широких пошевней, закрытых полостью. У крыльца Егор Егорыч что-то такое
пробормотал кучеру и почти с не меньшей быстротой, как несся и на тройке,
влетел в переднюю, а затем и в залу, так что Муза едва успела
приостановиться играть.
- Играйте, играйте!.. - крикнул он ей.
Муза повиновалась ему и стала было играть, но Марфин недолго слушал ее
и, усевшись на ближайший к фортепьяно стул, спросил:
- Где ваша мать и Людмила?
- Они уехали в Москву, - отвечала Муза, все еще остававшаяся под
влиянием своего творчества.
Егор Егорыч, кажется, желал порасспросить еще, но, потерев себе лоб,
передумал и сказал:
- А где Сусанна Николаевна?
Странное дело: Сусанну Егор Егорыч никогда не называл одним именем, как
называл он Людмилу и Музу, а всегда с прибавлением отчества, точно желая тем
выразить какое-то инстинктивное уважение к ней.
- Сусанна с тетей у обедни, - проговорила Муза, опять-таки более
занятая своей музыкальной фантазией, чем вопросами Егора Егорыча.
Он заметил, наконец, это и снова предложил своей скороговоркой:
- Играйте, играйте!.. Мне очень приятно в
и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии
отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его
предначертаний, Звездкин, - плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы
рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей, граф уехал к
m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.
Крапчик же, возвратясь прямо домой от сенатора и увидав в своей
передней стоявшего Антипа Ильича, пришел в великую радость.
- Егор Егорыч здесь? - спросил он.
- Никак нет-с, - отвечал Антип Ильич, - я приезжал сюда говеть, а они в
Кузьмищеве, и я зашел к вам, не будет ли какого приказания к барину.
- Даже большое! - воскликнул Крапчик. - А ты подожди, я сейчас напишу
ему письмо.
Антип Ильич поклонился в изъявление того, что он будет дожидаться
письма.
Крапчик изготовил Егору Егорычу весьма длинное послание, в котором, не
упоминая о своих личных неприятностях, описал другие действия сенатора и
описал их в ужасающем виде, заклиная и умоляя Егора Егорыча немедленно
приехать в губернский город с тем, чтобы писать и действовать сообща!
Какого рода впечатление письмо это произвело на Егора Егорыча и на
доктора, мы уже знаем.
XII
Был ясный мартовский день с легоньким морозцем. В зале хаотического
дома Рыжовых, освещенной ярким солнцем, раздавались звуки фортепьяно, на
котором часа уже три неустанно играла Муза. Исполняемая ею ария была не
совсем отчетлива и понятна, вероятно, потому, что Муза фантазировала и
играла свое. Непривычка к творчеству чувствовалась сильно в этих упражнениях
юной музыкантши, но, тем не менее, за нею нельзя было не признать
талантливой изобретательности, некоторой силы чувства и приятности в самой
манере игры: с восторженным выражением в своем продолговатом личике и с
разгоревшимися глазками, Муза, видимо, была поглощена своим творчеством.
Таким образом она давно уж творила и только никогда ничего из своих фантазий
не могла записать на ноты. Вдруг на двор к Рыжовым влетела вся в мыле тройка
Егора Егорыча, а вместе с нею и он сам, торча незаметной фигуркой из своих
широких пошевней, закрытых полостью. У крыльца Егор Егорыч что-то такое
пробормотал кучеру и почти с не меньшей быстротой, как несся и на тройке,
влетел в переднюю, а затем и в залу, так что Муза едва успела
приостановиться играть.
- Играйте, играйте!.. - крикнул он ей.
Муза повиновалась ему и стала было играть, но Марфин недолго слушал ее
и, усевшись на ближайший к фортепьяно стул, спросил:
- Где ваша мать и Людмила?
- Они уехали в Москву, - отвечала Муза, все еще остававшаяся под
влиянием своего творчества.
Егор Егорыч, кажется, желал порасспросить еще, но, потерев себе лоб,
передумал и сказал:
- А где Сусанна Николаевна?
Странное дело: Сусанну Егор Егорыч никогда не называл одним именем, как
называл он Людмилу и Музу, а всегда с прибавлением отчества, точно желая тем
выразить какое-то инстинктивное уважение к ней.
- Сусанна с тетей у обедни, - проговорила Муза, опять-таки более
занятая своей музыкальной фантазией, чем вопросами Егора Егорыча.
Он заметил, наконец, это и снова предложил своей скороговоркой:
- Играйте, играйте!.. Мне очень приятно в