жизнь мужа, а Терхов
поскакал в Баден и привез оттуда настоящего врача, не специалиста, который,
внимательно исследовав больного, объявил, что у Егора Егорыча чахотка и что
если желают его поддержать, то предприняли бы морское путешествие, каковое,
конечно, Марфины в сопровождении того же Терхова предприняли, начав его с
Средиземного моря; но когда корабль перешел в Атлантический океан, то вблизи
Бордо (странное стечение обстоятельств), - вблизи этого города, где некогда
возникла ложа мартинистов, Егор Егорыч скончался. Снова хлопоты, которые
весьма находчиво преодолел Терхов тем, что посредством расспросов успел
отыскать старого масона-мартиниста, лицо весьма важное в городе; он явился и
объяснил все, что следовало, о Марфине. Старый мартинист принял живое
участие в оставшейся вдове и схлопотал ей возможность довезти тело супруга
на одном французском пароходе вплоть до Петербурга. Возвращаюсь, однако, к
настоящему.
Когда вышесказанные два дня прошли и Сусанна Николаевна, имевшая
твердое намерение погребсти себя на всю жизнь в Кузьмищеве около дорогого ей
праха, собиралась уехать из Москвы, то между нею и Терховым произошел такого
рода разговор.
- Вы теперь уж долго, вероятно, не появитесь сюда? - спросил он.
- Вероятно, я очень больна. Но вы, если будете так добры, навестите
меня, умирающую, в моей усадьбе, в Кузьмищеве... До него не очень далеко
отсюда.
Терхов расцвел.
- Я приеду, если вы мне позволяете это, предварительно переписавшись с
вами, - проговорил он.
- Непременно переписавшись! - подхватила Сусанна Николаевна, и всю
дорогу до Кузьмищева она думала: "Господи, какая я грешница!"
XIII
Сусанна Николаевна и Муза Николаевна каждонедельно между собою
переписывались, и вместе с тем Терхов, тоже весьма часто бывая у Лябьевых,
все о чем-то с некоторой таинственностью объяснялся с Музой Николаевной, так
что это заметил, наконец, Аркадий Михайлович и сказал, конечно, шутя жене:
- Что это у тебя идет за шептанье с Терховым? Ты смотри у меня: на
старости лет не согреши!
- Вот что выдумал! - произнесла, как бы несколько смутившись, Муза
Николаевна. - Если бы кто-нибудь за мной настоящим манером ухаживал, так
разве ты бы это заметил?
- Как бы это так я не заметил? - возразил Лябьев.
- Да так, не заметил бы; а тут, если и есть что-нибудь, так другое.
- Что же это другое?
- Не скажу!
- Ну, Муза, милая, скажи! - стал приставать Лябьев.
- Не скажу! - повторила еще раз Муза Николаевна.
- Отчего ж не скажешь? Что за глупости такие!
- Оттого, что ты сейчас всем разболтаешь!
- Не разболтаю, ей-богу! - воскликнул, перекрестившись даже, Лябьев.
- Не уверяй, пожалуйста! Знаю я тебя! - стояла на своем Муза
Николаевна.
- О, когда так, то я знаю без тебя и буду всем об этом рассказывать!
- Что ты знаешь и что будешь рассказывать? - спросила Муза Николаевна,
опять немного смутившись.
- Знаю я, - произнес, самодовольно мотнув головой, Лябьев, - во-первых,
тут дело идет о Сусанне Николаевне.
- Может быть! - согласилась не умевшая лгать. Муза Николаевна.
- Потом о Терхове!
Муза Николаевна при этом потупилась.
- О нем? - спросил Лябьев.
- Может быть! - отвечала и на это Муза Николаевна.
- А далее ты рассказывай! - проговорил Лябьев и у
поскакал в Баден и привез оттуда настоящего врача, не специалиста, который,
внимательно исследовав больного, объявил, что у Егора Егорыча чахотка и что
если желают его поддержать, то предприняли бы морское путешествие, каковое,
конечно, Марфины в сопровождении того же Терхова предприняли, начав его с
Средиземного моря; но когда корабль перешел в Атлантический океан, то вблизи
Бордо (странное стечение обстоятельств), - вблизи этого города, где некогда
возникла ложа мартинистов, Егор Егорыч скончался. Снова хлопоты, которые
весьма находчиво преодолел Терхов тем, что посредством расспросов успел
отыскать старого масона-мартиниста, лицо весьма важное в городе; он явился и
объяснил все, что следовало, о Марфине. Старый мартинист принял живое
участие в оставшейся вдове и схлопотал ей возможность довезти тело супруга
на одном французском пароходе вплоть до Петербурга. Возвращаюсь, однако, к
настоящему.
Когда вышесказанные два дня прошли и Сусанна Николаевна, имевшая
твердое намерение погребсти себя на всю жизнь в Кузьмищеве около дорогого ей
праха, собиралась уехать из Москвы, то между нею и Терховым произошел такого
рода разговор.
- Вы теперь уж долго, вероятно, не появитесь сюда? - спросил он.
- Вероятно, я очень больна. Но вы, если будете так добры, навестите
меня, умирающую, в моей усадьбе, в Кузьмищеве... До него не очень далеко
отсюда.
Терхов расцвел.
- Я приеду, если вы мне позволяете это, предварительно переписавшись с
вами, - проговорил он.
- Непременно переписавшись! - подхватила Сусанна Николаевна, и всю
дорогу до Кузьмищева она думала: "Господи, какая я грешница!"
XIII
Сусанна Николаевна и Муза Николаевна каждонедельно между собою
переписывались, и вместе с тем Терхов, тоже весьма часто бывая у Лябьевых,
все о чем-то с некоторой таинственностью объяснялся с Музой Николаевной, так
что это заметил, наконец, Аркадий Михайлович и сказал, конечно, шутя жене:
- Что это у тебя идет за шептанье с Терховым? Ты смотри у меня: на
старости лет не согреши!
- Вот что выдумал! - произнесла, как бы несколько смутившись, Муза
Николаевна. - Если бы кто-нибудь за мной настоящим манером ухаживал, так
разве ты бы это заметил?
- Как бы это так я не заметил? - возразил Лябьев.
- Да так, не заметил бы; а тут, если и есть что-нибудь, так другое.
- Что же это другое?
- Не скажу!
- Ну, Муза, милая, скажи! - стал приставать Лябьев.
- Не скажу! - повторила еще раз Муза Николаевна.
- Отчего ж не скажешь? Что за глупости такие!
- Оттого, что ты сейчас всем разболтаешь!
- Не разболтаю, ей-богу! - воскликнул, перекрестившись даже, Лябьев.
- Не уверяй, пожалуйста! Знаю я тебя! - стояла на своем Муза
Николаевна.
- О, когда так, то я знаю без тебя и буду всем об этом рассказывать!
- Что ты знаешь и что будешь рассказывать? - спросила Муза Николаевна,
опять немного смутившись.
- Знаю я, - произнес, самодовольно мотнув головой, Лябьев, - во-первых,
тут дело идет о Сусанне Николаевне.
- Может быть! - согласилась не умевшая лгать. Муза Николаевна.
- Потом о Терхове!
Муза Николаевна при этом потупилась.
- О нем? - спросил Лябьев.
- Может быть! - отвечала и на это Муза Николаевна.
- А далее ты рассказывай! - проговорил Лябьев и у