какой отеческою заботливостью старался он утверждать других на
сем пути, видели верность его в строгом отвержении всего излишнего,
льстящего чувствам, видели покорность его неисповедимым судьбам божиим,
преданность его в ношении самых чувствительных для сердца нашего крестов,
которые он испытал в потере близких ему и нежно любимых людей; мы слышали о
терпении его в болезнях и страданиях последних двух лет. Вот некоторые черты
верности и покорности к судьбам божиим сего незабвенного для нас мужа; но
кто может исследовать внутренние опыты и кресты, им пройденные, кои господь
употребляет, яко сильнейшее средство к утверждению по пути, ведущему к нему?
Кто может судить о внутреннем процессе, с ним совершившемся в последнее
время жизни его? Здесь я приведу собственные слова Егора Егорыча, им
доверенные мне в одном из посланий своих. "Я переношу теперь, - писал он, -
такие искушения, которые и пересказать не могу, и из всего того вижу со
стороны человека единую бедность и ничтожество, а со стороны бога единое
милосердие". Рассуждение о сем важном процессе пусть сделают те, кои более
или менее испытали оный на самих себе; я же могу сказать лишь то, что сей
взятый от нас брат наш, яко злато в горниле, проходил путь очищения,
необходимый для всякого истинно посвятившего себя служению богу, как говорит
Сирах{139}: процесс сей есть буйство и болезнь для человеков, живущих в
разуме и не покоряющихся вере, но для нас, признавших путь внутреннего
тления, он должен быть предметом глубокого и безмолвного уважения. В
заключение я напомню кротость Егора Егорыча, несмотря на сангвинический
темперамент, его любовь и снисходительность к недостаткам других, его
неутомимую деятельность в назидании братьев и исполненное силою духа слово.
Он может быть уподоблен реке, коей источник сокрыт и невидим, но в котором
утолили жажду свою многие странники, изведенные им из пленения египетского и
идущие в собственную землю. В сей-то таинственный источник, от коего
чествуемый нами брат заимствовал силу и сладость учения, он сокрылся ныне и
в нем почерпает теперь беспрепятственно воду жизни. Да возвеселится дух его
в Сионе{140} со всеми любящими и друзьями божьими. Союз его с нами
неразлучен; цепь, коей верхние звены теряются в небесах и в коей усопший
друг наш занимает приуготованное ему место, касается и нас. Будем
подкреплены благодатию господа и спасителя нашего, сохраняя верность до
смерти!
После речи Батенева устроилось путешествие, причем снова была пропета
песнь: "Отец духов, творец вселенной!", и шли в таком порядке: собиратели
милостыни (Антип Ильич и Аггей Никитич) с жезлами в руках; обрядоначальник
(доктор Сверстов) с мечом; секретарь (gnadige Frau) с актами; оба
надзирателя со свечами; мастер стула тоже со свечой. По окончании шествия
обрядоначальник положил знак умершего на пьедестал, а великий мастер сказал:
- Брат первый надзиратель, который час?
Ответ. Полночь.
Великий мастер. Время ли закрыть ложу?
Ответ. Время, почтенный мастер.
Великий мастер. Брат первый надзиратель, не имеет ли кто чего
предложить на пользу ложи?
Брат-надзиратель опросил братии и от всех получил в ответ только вздохи
печальные, которыми как бы говорилось, что какую теперь пользу можно
принести масонству, когда все в нем или задушено
сем пути, видели верность его в строгом отвержении всего излишнего,
льстящего чувствам, видели покорность его неисповедимым судьбам божиим,
преданность его в ношении самых чувствительных для сердца нашего крестов,
которые он испытал в потере близких ему и нежно любимых людей; мы слышали о
терпении его в болезнях и страданиях последних двух лет. Вот некоторые черты
верности и покорности к судьбам божиим сего незабвенного для нас мужа; но
кто может исследовать внутренние опыты и кресты, им пройденные, кои господь
употребляет, яко сильнейшее средство к утверждению по пути, ведущему к нему?
Кто может судить о внутреннем процессе, с ним совершившемся в последнее
время жизни его? Здесь я приведу собственные слова Егора Егорыча, им
доверенные мне в одном из посланий своих. "Я переношу теперь, - писал он, -
такие искушения, которые и пересказать не могу, и из всего того вижу со
стороны человека единую бедность и ничтожество, а со стороны бога единое
милосердие". Рассуждение о сем важном процессе пусть сделают те, кои более
или менее испытали оный на самих себе; я же могу сказать лишь то, что сей
взятый от нас брат наш, яко злато в горниле, проходил путь очищения,
необходимый для всякого истинно посвятившего себя служению богу, как говорит
Сирах{139}: процесс сей есть буйство и болезнь для человеков, живущих в
разуме и не покоряющихся вере, но для нас, признавших путь внутреннего
тления, он должен быть предметом глубокого и безмолвного уважения. В
заключение я напомню кротость Егора Егорыча, несмотря на сангвинический
темперамент, его любовь и снисходительность к недостаткам других, его
неутомимую деятельность в назидании братьев и исполненное силою духа слово.
Он может быть уподоблен реке, коей источник сокрыт и невидим, но в котором
утолили жажду свою многие странники, изведенные им из пленения египетского и
идущие в собственную землю. В сей-то таинственный источник, от коего
чествуемый нами брат заимствовал силу и сладость учения, он сокрылся ныне и
в нем почерпает теперь беспрепятственно воду жизни. Да возвеселится дух его
в Сионе{140} со всеми любящими и друзьями божьими. Союз его с нами
неразлучен; цепь, коей верхние звены теряются в небесах и в коей усопший
друг наш занимает приуготованное ему место, касается и нас. Будем
подкреплены благодатию господа и спасителя нашего, сохраняя верность до
смерти!
После речи Батенева устроилось путешествие, причем снова была пропета
песнь: "Отец духов, творец вселенной!", и шли в таком порядке: собиратели
милостыни (Антип Ильич и Аггей Никитич) с жезлами в руках; обрядоначальник
(доктор Сверстов) с мечом; секретарь (gnadige Frau) с актами; оба
надзирателя со свечами; мастер стула тоже со свечой. По окончании шествия
обрядоначальник положил знак умершего на пьедестал, а великий мастер сказал:
- Брат первый надзиратель, который час?
Ответ. Полночь.
Великий мастер. Время ли закрыть ложу?
Ответ. Время, почтенный мастер.
Великий мастер. Брат первый надзиратель, не имеет ли кто чего
предложить на пользу ложи?
Брат-надзиратель опросил братии и от всех получил в ответ только вздохи
печальные, которыми как бы говорилось, что какую теперь пользу можно
принести масонству, когда все в нем или задушено