Масоны


ом. "Конечно, весьма возможно, что в такие минуты она все
перезабыла!" - объяснила себе Муза Николаевна. - Ну-с, слушаю дальнейшие
ваши похождения! - отнеслась она к Аггею Никитичу.
Аггей Никитич глубоко вздохнул.
- Дальнейшие мои похождения столь же печальны были, как и прежние! -
произнес он. - В отношении госпожи, о которой вам говорил, я исполнил свой
долг: я женился на ней; мало того, по ее желанию оставил военную службу и
получил, благодаря милостивому содействию Егора Егорыча, очень видное и
почетное место губернского почтмейстера - начальника всех почт в губернии -
с прекрасным окладом жалованья. Кажется, можно было бы удовлетвориться и
благодарить только бога, но супруге моей показалось этого мало, так как она
выходила за меня замуж вовсе не потому, что любила меня, а затем, чтобы я
брал на службе взятки для нее, но когда я не стал этого делать, она сама
задумала брать их.
- Господи! - воскликнула Муза Николаевна, никогда не воображавшая
услышать о таком женском пороке. - Но кто же ей стал давать взятки?
- Она довольно лукаво это сделала и устроила так, что мне все
почтмейстера начали предлагать благодарности; она меня еще думала
соблазнить, но я сразу пресек это и вышел даже в отставку из этой службы и
поступил в исправники. Супруге моей, конечно, это был нож острый, потому что
она находила службу исправника менее выгодною, и в отмщение за это каждый
день укоряла меня бедностью, а бедности, кажется, никакой не должно было бы
существовать: жалованье я получал порядочное, у нее было имение в
Малороссии, дом в Москве, капитал довольно крупный, и всего этого ей было
мало.
- Значит, она совсем дрянная женщина! - воскликнула с негодованием Муза
Николаевна.
- Совсем! - подтвердил Аггей Никитич.
- Но теперь вы разошлись с ней?
- Совершенно или, как вам сказать, она скорей разошлась со мной и
написала мне, что ей невыгодно оставаться моей женой.
Муза Николаевна пожимала только плечами.
- Если ваша жена такая, как вы говорите о ней, то что же вас может
огорчать, когда вы расстались с ней?
- Я нисколько не огорчаюсь, даже радуюсь и в восторге от этого. Я
морально убит-с другим, убит тем, что разошелся с другой женщиной, перед
которой я ужас что такое натворил.
- Как? - полувоскликнула Муза Николаевна, широко раскрывая от удивления
глаза. - Стало быть, у вас был новый роман?
- Новый! - отвечал откровенно и наивно Аггей Никитич.
- Кто ж это такая была? - любопытствовала Муза Николаевна.
- Это одна полька, прелестнейшее и чудное существо; но, как все польки,
существо кокетливое, чего я не понял, или, лучше сказать, от любви к ней, не
рассудив этого, сразу же изломал и перековеркал все и, как говорится,
неизвестно для чего сжег свои корабли, потом, одумавшись и опомнившись,
хотел было воротить утраченное счастие, но было уже поздно. Она очень
натурально оскорбилась на меня и уехала с одним семейством в деревню, а я
остался один, как этот дуб{130}, про который поется, что один-один
бедняжечка стоит на гладкой высоте.
- И вы в миссионерстве хотите утопить ваше горе? - проговорила с
участием Муза Николаевна.
- Постараюсь, если только возможно, - отвечал, вздохнув, Аггей Никитич.
- Но куда же именно вы поедете? - расспрашивала Муза Николаевна.
- В Сибирь, вероя