я Никитича в свою квартиру, Лябьев прямо провел его к Музе
Николаевне и объяснил ей, что это господин Зверев, друг Егора Егорыча.
- Monsieur Зверев? - переспросила Муза Николаевна, припомнившая
множество рассказов Сусанны Николаевны о том, как некто Зверев, хоть и
недальний, но добрый карабинерный офицер, был влюблен в Людмилу и как потом
все стремился сделаться масоном.
- Очень рада с вами познакомиться! - произнесла она. - Я так много
слышала о вас хорошего! - заключила она, с любопытством осматривая странную
одежду Аггея Никитича, который ей поклонился тоже смиренно и по-монашески.
Лябьев между тем, взглянув на часы, проговорил:
- Вы меня извините, я должен уехать: у нас сегодня музыкальный вечер!
Тогда Аггей Никитич обратился к Музе Николаевне:
- Вы позволите мне остаться у вас на несколько минут, - проговорил он.
- Ах, пожалуйста! - подхватила Муза Николаевна.
Лябьев после того скоро уехал.
- Отчего я вас вижу в монашеской одежде? Вы, мне говорили, прежде были
военный? - спросила Муза Николаевна своего гостя.
Аггей Никитич при этом поник еще ниже и без того уже потупленной
головой своей.
- Был-с я и военный, - начал он повествовать свою историю, - был потом
и штатским чиновником, а теперь стал по моим душевным горестям полумонахом и
поступил в миссионеры.
- Скажите, вы хорошо были знакомы с моей матерью и сестрами, когда они
жили в Москве?
- Имел это счастие, только, к сожалению, недолго им пользовался; когда
этот удар разразился над вашим семейством, я чуть не умер с отчаяния и
сожалею даже, что не умер!..
При этих словах у Аггея Никитича навернулись на глазах слезы.
Муза Николаевна догадывалась, на что намекал Аггей Никитич; но, не
желая, чтобы упомянуто было имя Людмилы, переменила разговор на другое.
- Вы женаты, однако? - спросила она.
Этот вопрос чувствительно уколол Аггея Никитича.
- Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, - сказал
он с ударением. - Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно,
отправили в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная
особа, в доме которой жила ваша матушка. Особа эта начала ходить за мной, я
не говорю уж, как сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая
усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.
- Конечно! - согласилась Муза Николаевна.
- Ну, а тут вышел такой случай: после болезни я сделался религиозен, и
Егор Егорыч произвел на меня очень сильное впечатление своими наставлениями
и своим вероучением.
- Но вы знаете ли, что Егор Егорыч помер? - перебила Аггея Никитича
Муза Николаевна.
- Знаю-с, несколько еще дней тому назад я услыхал об этом от Александра
Яковлевича Углакова, который, собственно, и прислал меня спросить вас,
известно ли вам это?
- Но от кого Александр Яковлевич мог узнать о том? - недоумевала Муза
Николаевна. - Может быть, Сусанна писала ему?
- Нет, не Сусанна Николаевна, а какой-то русский, который вместе с ними
путешествовал.
- Какой же это может быть русский? - продолжала недоумевать Муза
Николаевна.
- В письме Александра Яковлевича упомянуто об нем, - сказал Аггей
Никитич.
- Да письмо-то Аркадий увез с собой! - продолжала Муза Николаевна тем
же недоумевающим тоном: ее очень удивляло, почему Сусанна не упоминала ей ни
о каком русск
Николаевне и объяснил ей, что это господин Зверев, друг Егора Егорыча.
- Monsieur Зверев? - переспросила Муза Николаевна, припомнившая
множество рассказов Сусанны Николаевны о том, как некто Зверев, хоть и
недальний, но добрый карабинерный офицер, был влюблен в Людмилу и как потом
все стремился сделаться масоном.
- Очень рада с вами познакомиться! - произнесла она. - Я так много
слышала о вас хорошего! - заключила она, с любопытством осматривая странную
одежду Аггея Никитича, который ей поклонился тоже смиренно и по-монашески.
Лябьев между тем, взглянув на часы, проговорил:
- Вы меня извините, я должен уехать: у нас сегодня музыкальный вечер!
Тогда Аггей Никитич обратился к Музе Николаевне:
- Вы позволите мне остаться у вас на несколько минут, - проговорил он.
- Ах, пожалуйста! - подхватила Муза Николаевна.
Лябьев после того скоро уехал.
- Отчего я вас вижу в монашеской одежде? Вы, мне говорили, прежде были
военный? - спросила Муза Николаевна своего гостя.
Аггей Никитич при этом поник еще ниже и без того уже потупленной
головой своей.
- Был-с я и военный, - начал он повествовать свою историю, - был потом
и штатским чиновником, а теперь стал по моим душевным горестям полумонахом и
поступил в миссионеры.
- Скажите, вы хорошо были знакомы с моей матерью и сестрами, когда они
жили в Москве?
- Имел это счастие, только, к сожалению, недолго им пользовался; когда
этот удар разразился над вашим семейством, я чуть не умер с отчаяния и
сожалею даже, что не умер!..
При этих словах у Аггея Никитича навернулись на глазах слезы.
Муза Николаевна догадывалась, на что намекал Аггей Никитич; но, не
желая, чтобы упомянуто было имя Людмилы, переменила разговор на другое.
- Вы женаты, однако? - спросила она.
Этот вопрос чувствительно уколол Аггея Никитича.
- Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, - сказал
он с ударением. - Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно,
отправили в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная
особа, в доме которой жила ваша матушка. Особа эта начала ходить за мной, я
не говорю уж, как сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая
усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.
- Конечно! - согласилась Муза Николаевна.
- Ну, а тут вышел такой случай: после болезни я сделался религиозен, и
Егор Егорыч произвел на меня очень сильное впечатление своими наставлениями
и своим вероучением.
- Но вы знаете ли, что Егор Егорыч помер? - перебила Аггея Никитича
Муза Николаевна.
- Знаю-с, несколько еще дней тому назад я услыхал об этом от Александра
Яковлевича Углакова, который, собственно, и прислал меня спросить вас,
известно ли вам это?
- Но от кого Александр Яковлевич мог узнать о том? - недоумевала Муза
Николаевна. - Может быть, Сусанна писала ему?
- Нет, не Сусанна Николаевна, а какой-то русский, который вместе с ними
путешествовал.
- Какой же это может быть русский? - продолжала недоумевать Муза
Николаевна.
- В письме Александра Яковлевича упомянуто об нем, - сказал Аггей
Никитич.
- Да письмо-то Аркадий увез с собой! - продолжала Муза Николаевна тем
же недоумевающим тоном: ее очень удивляло, почему Сусанна не упоминала ей ни
о каком русск