скаяться, когда опомнитесь от вашего
глупого гнева!
- Мне же раскаяться? Нет! - воскликнул Аггей Никитич. - "Довольно мне
пред гордою полячкой унижаться!"{105} - продекламировал он, переврав
немного, из "Сцены у фонтана".
- Но гордая полячка тоже перед вами не унизится! - воскликнула, с своей
стороны, пани Вибель и ушла.
Аггея Никитича долго еще бил потом лихорадочный озноб; затем с ним
начался жар, и он впал в беспамятство. Заехавший к нему поручик, чтобы
узнать, что он предпримет касательно дуэли, увидев Аггея Никитича в
совершенно бессознательном положении, поскакал позвать доктора; но тот был в
отъезде, почему поручик бросился к аптекарю и, застав того еще не спавшим,
объяснил ему, что доктора нет в городе, а между тем исправник их, господин
Зверев, находится в отчаянном положении, и потому он просит господина
аптекаря посетить больного. Поручик в эти минуты совершенно забыл, в каких
отношениях находился Аггей Никитич с аптекарем; но сей последний, получив
такое приглашение, первоначально впал в некоторое размышление и в довольно
сильную борьбу с самим собою, но в конце концов гуманный масон
восторжествовал в нем над оскорбленным мужем.
- Извольте, я с вами поеду, хоть я не доктор! - проговорил он.
В сущности же он был гораздо более искусный доктор, чем городовой врач
из семинаристов, умевший только напиваться и брать взятки на рекрутских
наборах.
Входя в дом Аггея Никитича, почтенный аптекарь не совсем покойным
взором осматривал комнаты; он, кажется, боялся встретить тут жену свою; но,
впрочем, увидев больного действительно в опасном положении, он забыл все и
исключительно предался заботам врача; обложив в нескольких местах громадную
фигуру Аггея Никитича горчичниками, он съездил в аптеку, привез оттуда
нужные лекарства и, таким образом, просидел вместе с поручиком у больного до
самого утра, когда тот начал несколько посвободнее дышать и, по-видимому,
заснул довольно спокойным сном. Уехав затем с поручиком, он сказал, что в
двенадцать часов снова будет у больного, вследствие чего поручик тоже еще с
раннего утра явился к Аггею Никитичу, который уже проснулся, и прямо, не
подумав, бухнул ему, что он привозил к нему не доктора, а аптекаря. Аггея
Никитича при этом передернуло всего.
- И он поехал с вами?
- Поехал и потом еще сам ездил в аптеку свою за лекарствами для вас.
Аггей Никитич понял суть дела, и поступок гуманного масона так поразил
его, что у него слезы выступили на глазах, что повторилось еще в большей
степени, когда гуманный масон в двенадцать часов приехал к нему. Аггею
Никитичу было стыдно и совестно против старика, но вместе с тем в нем
возродилось сильное желание снова приступить к масонскому образованию себя.
В маленьком городке между тем все стали толковать о случившемся в
Синькове и о последствиях того. Первый поручик стал встречному и поперечному
рассказывать, что Аггей Никитич через посредство его вызывал камер-юнкера на
дуэль за то, что тот оскорбил честь карабинерных офицеров; откупщик же в
этом случае не соглашался с ним и утверждал, что Аггей Никитич сделал это из
ревности, так как пани Вибель позволила себе в Синькове обращаться с
камер-юнкером до такой степени вольно, что можно было подумать все. Наконец,
поручик разгласил о том, что Аггей Никитич лежит в горячке и что его лечит
глупого гнева!
- Мне же раскаяться? Нет! - воскликнул Аггей Никитич. - "Довольно мне
пред гордою полячкой унижаться!"{105} - продекламировал он, переврав
немного, из "Сцены у фонтана".
- Но гордая полячка тоже перед вами не унизится! - воскликнула, с своей
стороны, пани Вибель и ушла.
Аггея Никитича долго еще бил потом лихорадочный озноб; затем с ним
начался жар, и он впал в беспамятство. Заехавший к нему поручик, чтобы
узнать, что он предпримет касательно дуэли, увидев Аггея Никитича в
совершенно бессознательном положении, поскакал позвать доктора; но тот был в
отъезде, почему поручик бросился к аптекарю и, застав того еще не спавшим,
объяснил ему, что доктора нет в городе, а между тем исправник их, господин
Зверев, находится в отчаянном положении, и потому он просит господина
аптекаря посетить больного. Поручик в эти минуты совершенно забыл, в каких
отношениях находился Аггей Никитич с аптекарем; но сей последний, получив
такое приглашение, первоначально впал в некоторое размышление и в довольно
сильную борьбу с самим собою, но в конце концов гуманный масон
восторжествовал в нем над оскорбленным мужем.
- Извольте, я с вами поеду, хоть я не доктор! - проговорил он.
В сущности же он был гораздо более искусный доктор, чем городовой врач
из семинаристов, умевший только напиваться и брать взятки на рекрутских
наборах.
Входя в дом Аггея Никитича, почтенный аптекарь не совсем покойным
взором осматривал комнаты; он, кажется, боялся встретить тут жену свою; но,
впрочем, увидев больного действительно в опасном положении, он забыл все и
исключительно предался заботам врача; обложив в нескольких местах громадную
фигуру Аггея Никитича горчичниками, он съездил в аптеку, привез оттуда
нужные лекарства и, таким образом, просидел вместе с поручиком у больного до
самого утра, когда тот начал несколько посвободнее дышать и, по-видимому,
заснул довольно спокойным сном. Уехав затем с поручиком, он сказал, что в
двенадцать часов снова будет у больного, вследствие чего поручик тоже еще с
раннего утра явился к Аггею Никитичу, который уже проснулся, и прямо, не
подумав, бухнул ему, что он привозил к нему не доктора, а аптекаря. Аггея
Никитича при этом передернуло всего.
- И он поехал с вами?
- Поехал и потом еще сам ездил в аптеку свою за лекарствами для вас.
Аггей Никитич понял суть дела, и поступок гуманного масона так поразил
его, что у него слезы выступили на глазах, что повторилось еще в большей
степени, когда гуманный масон в двенадцать часов приехал к нему. Аггею
Никитичу было стыдно и совестно против старика, но вместе с тем в нем
возродилось сильное желание снова приступить к масонскому образованию себя.
В маленьком городке между тем все стали толковать о случившемся в
Синькове и о последствиях того. Первый поручик стал встречному и поперечному
рассказывать, что Аггей Никитич через посредство его вызывал камер-юнкера на
дуэль за то, что тот оскорбил честь карабинерных офицеров; откупщик же в
этом случае не соглашался с ним и утверждал, что Аггей Никитич сделал это из
ревности, так как пани Вибель позволила себе в Синькове обращаться с
камер-юнкером до такой степени вольно, что можно было подумать все. Наконец,
поручик разгласил о том, что Аггей Никитич лежит в горячке и что его лечит