машнее платье, то Екатерина Петровна с досадой
отшвырнула это платье и велела подать себе щеголеватый капот, очень изящный
утренний чепчик и бархатные туфли, - словом, костюм, в который она
наряжалась в Москве, принимая театрального жен-премьера, заезжавшего к ней
обыкновенно перед репетицией. Закончив свой туалет тем, что подбелила себе
лицо пудрой, она вышла в будуар, где усевшись, послала горничную пригласить
к ней Аггея Никитича, а также и поручика. Те оба вошли в будуар с каким-то
свирепым апломбом. Аггей Никитич, впрочем, извинившись в столь раннем
визите, сказал, что он и его товарищ приехали не затем, чтобы беспокоить
Екатерину Петровну, но что они имеют надобность видеть господина
камер-юнкера.
- Ни имени, ни фамилии которого, вы извините меня, я не знаю! -
произнес Аггей Никитич явно презрительным тоном и затем продолжал: - К
сожалению, нам сказали, что он уехал, а потому мы просим вас подтвердить,
правда ли это?
- Совершенная правда! - отвечала Екатерина Петровна.
- Значит, он бежал от нас? - воскликнул Аггей Никитич.
- От вас? - спросила Екатерина Петровна, начинавшая уже терять нить
всяких соображений.
- От нас, - повторил Аггей Никитич, - потому что я ему через господина
поручика послал вызов на дуэль.
- На дуэль?.. За что? - воскликнула Екатерина Петровна, как бы даже не
поверившая словам Аггея Никитича.
- Он-с, - начал Аггей Никитич, - опозорил тот полк, в котором я служил,
и сверх того оскорбил и меня.
- Скажите, какой негодяй! - проговорила, не удержавшись, Екатерина
Петровна. - Но где же и когда это было? Я ничего не слыхала о том.
- Было это в этой самой комнате, - сказал Аггей Никитич неопределенно,
не желая называть имени пани Вибель.
- И когда я, - вмешался в разговор поручик, заметно приосанившись, -
передал господину камер-юнкеру вызов Аггея Никитича, то он мне отвечал, что
уезжает в Москву и чтобы мы там его вызывали.
- Вот это прелестно, милей всего! - продолжала восклицать Екатерина
Петровна, имевшая то свойство, что когда она разрывала свои любовные связи,
то обыкновенно утрачивала о предметах своей страсти всякое хоть
сколько-нибудь доброе воспоминание и, кроме злобы, ничего не чувствовала в
отношении их.
- Но мы, однако, его найдем и в Москве, - сказал Аггей Никитич, - если
вы будете так добры, что сообщите нам, где живет господин камер-юнкер.
- С большим бы удовольствием это сделала, если бы только знала его
адрес, - отвечала Екатерина Петровна, - которого, вероятно, он сам не знает,
потому что последний год решительно пребывал где день, где ночь.
- Где день, где ночь! Хорош же мальчик! - произнес Аггей Никитич и
мрачно склонил свою голову, а потом вдруг встал и начал раскланиваться с
Екатериной Петровной.
- Вы хотите уехать? - спросила его та.
- Да, мне не совсем здоровится, - проговорил Аггей Никитич и вместе с
тем мотнул головой своему товарищу, мечтательно созерцавшему дебелую фигуру
Екатерины Петровны.
Надобно сказать, что поручик издавна любил дам полных и черноволосых и
если женился на сухопарой и совершенно белобрысой дочке ополченца, то это
чисто был брак по расчету.
- По крайней мере, вы напейтесь чаю у меня, - останавливала было своих
гостей Екатерина Петровна.
- Нет-с, благодарим! - отказался Аггей Никитич и пошел, а за ним
отшвырнула это платье и велела подать себе щеголеватый капот, очень изящный
утренний чепчик и бархатные туфли, - словом, костюм, в который она
наряжалась в Москве, принимая театрального жен-премьера, заезжавшего к ней
обыкновенно перед репетицией. Закончив свой туалет тем, что подбелила себе
лицо пудрой, она вышла в будуар, где усевшись, послала горничную пригласить
к ней Аггея Никитича, а также и поручика. Те оба вошли в будуар с каким-то
свирепым апломбом. Аггей Никитич, впрочем, извинившись в столь раннем
визите, сказал, что он и его товарищ приехали не затем, чтобы беспокоить
Екатерину Петровну, но что они имеют надобность видеть господина
камер-юнкера.
- Ни имени, ни фамилии которого, вы извините меня, я не знаю! -
произнес Аггей Никитич явно презрительным тоном и затем продолжал: - К
сожалению, нам сказали, что он уехал, а потому мы просим вас подтвердить,
правда ли это?
- Совершенная правда! - отвечала Екатерина Петровна.
- Значит, он бежал от нас? - воскликнул Аггей Никитич.
- От вас? - спросила Екатерина Петровна, начинавшая уже терять нить
всяких соображений.
- От нас, - повторил Аггей Никитич, - потому что я ему через господина
поручика послал вызов на дуэль.
- На дуэль?.. За что? - воскликнула Екатерина Петровна, как бы даже не
поверившая словам Аггея Никитича.
- Он-с, - начал Аггей Никитич, - опозорил тот полк, в котором я служил,
и сверх того оскорбил и меня.
- Скажите, какой негодяй! - проговорила, не удержавшись, Екатерина
Петровна. - Но где же и когда это было? Я ничего не слыхала о том.
- Было это в этой самой комнате, - сказал Аггей Никитич неопределенно,
не желая называть имени пани Вибель.
- И когда я, - вмешался в разговор поручик, заметно приосанившись, -
передал господину камер-юнкеру вызов Аггея Никитича, то он мне отвечал, что
уезжает в Москву и чтобы мы там его вызывали.
- Вот это прелестно, милей всего! - продолжала восклицать Екатерина
Петровна, имевшая то свойство, что когда она разрывала свои любовные связи,
то обыкновенно утрачивала о предметах своей страсти всякое хоть
сколько-нибудь доброе воспоминание и, кроме злобы, ничего не чувствовала в
отношении их.
- Но мы, однако, его найдем и в Москве, - сказал Аггей Никитич, - если
вы будете так добры, что сообщите нам, где живет господин камер-юнкер.
- С большим бы удовольствием это сделала, если бы только знала его
адрес, - отвечала Екатерина Петровна, - которого, вероятно, он сам не знает,
потому что последний год решительно пребывал где день, где ночь.
- Где день, где ночь! Хорош же мальчик! - произнес Аггей Никитич и
мрачно склонил свою голову, а потом вдруг встал и начал раскланиваться с
Екатериной Петровной.
- Вы хотите уехать? - спросила его та.
- Да, мне не совсем здоровится, - проговорил Аггей Никитич и вместе с
тем мотнул головой своему товарищу, мечтательно созерцавшему дебелую фигуру
Екатерины Петровны.
Надобно сказать, что поручик издавна любил дам полных и черноволосых и
если женился на сухопарой и совершенно белобрысой дочке ополченца, то это
чисто был брак по расчету.
- По крайней мере, вы напейтесь чаю у меня, - останавливала было своих
гостей Екатерина Петровна.
- Нет-с, благодарим! - отказался Аггей Никитич и пошел, а за ним