Для меня это не новость; я знаю теперь, что вы давно считаете меня смешным
дураком.
Пани Вибель при этом вспыхнула и, окончательно рассердившись,
воскликнула:
- Да ты хоть кому покажешься дураком; выдумал что-то такое в своей
фантазии и расписывает!.. Я его презираю, - скажите, пожалуйста!
Марью Станиславовну больше всего обидели слова Аггея Никитича, что она
его презирает. "Так для чего же я с ним сошлась? - пробежало в ее маленькой
голове. - Не из-за денег же его!.. Я для него разъехалась с мужем, надо мной
вот тот же камер-юнкер и даже Рамзаев подсмеиваются за мою любовь к нему, а
он ничего этого не понимает и за какой-то вздор еще капризничает!"
- Я очень хорошо догадываюсь, за что ты взбесился на меня: за то, что я
немножко побольше поговорила с камер-юнкером.
Аггей Никитич при этом грустно и злобно усмехнулся.
- Нет, вы с ним говорили не много, - сказал он, - но вы очень много
смеялись, когда он вас забавлял своими насмешками на мой счет.
Пани Вибель при этом уж нахмурилась и стремительно спросила:
- Но как же ты это знаешь?
- Я слышал ваш разговор в этой угольной комнате в Синькове.
- О, ты поэтому подслушивал! Как это благородно! Но в этом разговоре
ничего особенного и не было; он болтал разный вздор, и я действительно
рассмеялась... Что ж тут такого важного?
- Как? - почти рявкнул на это Аггей Никитич, быстро поднимаясь с дивана
и сбрасывая с него свои длинные ноги. - Это не важность, когда вам говорят,
что я ворую апельсины на балах, раздавливаю их и из-под меня течет?
- Он это не про тебя говорил, а про других! - думала было немножко
поувернуться пани Вибель.
- Нет-с, про меня! - кричал Аггей Никитич, дрожа всем корпусом от
начинавшего его бить озноба.
- Но если и про тебя, опять это только глупо и смешно, - не больше.
- Нет, это не смешно! - возразил ей грозно Аггей Никитич. - И что бы,
вы думаете, сделал я, когда бы мне кто-нибудь сказал, что вы урод, что вы
глупая и развратная женщина? Это ведь тоже была бы нелепость! Что же бы я -
стал над тем смеяться?
- И ты бы рассмеялся, если считаешь это неправдой.
- Ну, я не знаю, что тут считать правдой или неправдой, но я бы того
человека вышвырнул в окно, будь даже это женщина!
- Не могла же я, как ты, вышвырнуть в окно камер-юнкера; к тому же окно
и закрыто было, - заметила насмешливо пани Вибель.
- Где вам вышвыривать его в окно! Вы, напротив, упивались его пошлыми
остротами на мой счет, - произнес Аггей Никитич и хлобыснулся снова на
диван, так как лихорадочный припадок окончательно им овладел. Будь пани
Вибель несколько поумней и похитрей, ей стоило только прекратить этот
разговор и признаться Аггею Никитичу, что она действительно дурно поступила,
то, может быть, все бы кончилось благополучно; но, во-первых, она нисколько
не считала себя дурно поступившею, а, напротив, в намеках и колкостях Аггея
Никитича видела совершенно несправедливое оскорбление ее; сверх того, по
темпераменту своему она была очень вспыльчива, так что, когда Аггей Никитич
произнес фразу, что пани Вибель упивалась болтовней камер-юнкера, она встала
с кресла и с тем гордым видом польки, каковой обнаружила при первом
знакомстве своем с откупщицей, произнесла:
- Вы, я вижу, порядочных женщин не умеете понимать, а потому я лучше
уйду от вас, и приходите уж вы ко мне ра