Масоны


ежит.
- Нет, не убежит!.. И что такое он говорит?.. Секунданта у него нет?..
Пусть возьмет вашего тестя!.. Тот не откажется...
- Никак не откажется! - поручился за ополченца поручик. - Старик еще
храбрый, и очень даже. Но мне поэтому опять надо ехать с вами в Синьково?
- Непременно! - подхватил Аггей Никитич.
- Слушаю-с! - проговорил поручик покорным тоном. - Съезжу только к жене
повидаться с нею.
- Повидайтесь и ко мне скорей, а там и в Синьково.
- Не замедлю-с! - сказал поручик и действительно не замедлил.
Разбудив жену, не ездившую по случаю своего положения к Екатерине
Петровне, и рассказав ей, что произошло между камер-юнкером и Аггеем
Никитичем, он объявил, что сей последний пригласил его быть секундантом на
долженствующей последовать дуэли, а потому он чем свет отправляется в
Синьково. Долговязая супруга его нисколько этого не испугалась, а, напротив,
сама стала поощрять мужа хорошенько проучить этого штафирку за то, что он
смел оскорбить всех офицеров: она, видно, была достойною дочерью храброго
ополченца, дравшегося в двенадцатом году с французами. Покончив, таким
образом, переговоры свои с супругою, поручик, почти не заснув нисколько,
отправился, едва только забрезжилась зимняя заря, к Аггею Никитичу, и вскоре
они уже ехали в Синьково, имея оба, кажется, одинаковое намерение в случае
нового отказа камер-юнкера дать ему по здоровой пощечине. В синьковском доме
их встретил полусонный лакей, которому они сказали:
- Проведи нас к вашему господину камер-юнкеру!
- Он уехал-с! - ответил лакей.
Оба путника мои от удивления закинули головы свои назад и спросили:
- Куда?
- Надо полагать, что в Москву, - объяснил лакей.
- Я говорил, что он спрячется или удерет куда-нибудь! - подхватил
поручик, очень опечаленный тем, что лишился возможности явиться в роли
секунданта и тем показать обществу, что он не гарниза пузатая, как
обыкновенно тогда называли инвалидных начальников, но такой же, как и прочие
офицеры армии.
- Ну, это я еще посмотрю, как он спрячется от меня! - проговорил
мрачным голосом Аггей Никитич и после того отнесся строго к лакею: - Если ты
врешь, что камер-юнкер уехал в Москву, так это бесполезно: я перешарю всю
усадьбу!
- Да помилуйте-с, - урезонивал его тот, - что же мне врать? Коли мне не
верите, извольте спросить Катерину Петровну!
- Непременно спрошу! - проговорил столь же строго Аггей Никитич. -
Доложи Катерине Петровне, что мы приехали!
- Они еще почивают-с, - объяснил лакей, начинавший уже немножко и
трусить грозного исправника.
- Это ничего, мы подождем; пойдемте в залу! - распоряжался Аггей
Никитич и, проведя своего товарища в залу, уселся там с ним.
Екатерина Петровна, впрочем, недолго заставила дожидаться себя.
Сробевший, как мы видели, лакей пошел и рассказал о приезде нежданных гостей
горничной Екатерины Петровны, а та, не утерпев, сказала о том барыне.
Екатерина Петровна не спала перед тем почти всю ночь под влиянием двоякого
рода чувствований - злобы против камер-юнкера и некоторых сладких чаяний
касательно Аггея Никитича. Услыхав, что сей последний приехал к ней, и
приехал не один, а с инвалидным поручиком, она, обрадовавшись и немного
встревожившись, поспешно встала и начала одеваться; но когда горничная
подала было ей обыкновенное до