лавовна.
- О, она давно умерла! - отвечал Аггей Никитич, и взгляд его принял уже
грустный оттенок.
- Оттого, может быть, что ты изменил ей? - спросила Марья
Станиславовна.
- Я не мог изменить ей, потому что она любила другого и умерла от
неблагополучных родов.
- Бедненькая! - произнесла Марья Станиславовна. - Но при чем же вы,
пан, тут были?
- Ни при чем!.. Я только идеально был влюблен в нее.
- О, милый ты, милый! Какой ты хороший! - воскликнула пани Вибель и уже
сама обняла Аггея Никитича за шею.
- А ты, - произнес он, окончательно разнеженный, - кроме меня, кого еще
любила?
- Я любила... - начала пани Вибель, подняв свои бровки и почти с
детской откровенностью, - любила одного студента в Вильне.
- Поляка?
- Поляка, но его потом куда-то услали.
- Гм! - произнес многозначительно Аггей Никитич.
- После того мне нравились еще два-три господина; но это так себе...
- А того офицера, с которым ты уезжала от мужа? - спросил вдруг Аггей
Никитич.
Лицо пани Вибель приняло при этом более серьезное выражение.
- Ты разве об этом слышал? - проговорила она.
- Слышал.
- Офицера этого - он тоже был поляк - я много любила.
- Отчего ж вы разошлись? - любопытствовал Аггей Никитич.
- Он женился на другой, и с тех пор я стала поляков ненавидеть так же,
как немцев, и теперь хочу любить только русских.
В следующие за сим два месяца Аггей Никитич все более привязывался к
божественной Мери, а она не то чтобы хладела к нему, но стала скучать
несколько своей совершенно уединенной жизнью, тем более, что в уездный город
начало съезжаться для зимних удовольствий соседнее дворянство. Рамзаев,
успевший на откупных торгах оставить за собой сказанный уездный город,
предполагал каждую неделю давать балы. Пани Вибель, хоть она скрывала это от
Аггея Никитича, ужасно хотелось быть приглашенною на эти вечера; но она не
знала еще, удостоят ли ее этой чести, так как она была заявленною разводкой
и весьма справедливо предполагала, что об ее отношениях к Аггею Никитичу
трезвонит весь город; по воле судеб, однако, последнее обстоятельство было
причиною, что ее пригласили, и пригласили даже с особым почетом. Перед
началом балов между Рамзаевым и Анною Прохоровной произошло такого рода
совещание.
- А как нам быть теперь с Зверевым? - сказал он жене.
Та сначала вопросительно взглянула на него.
- Миропа Дмитриевна, которая урезонивала этого дуботола в отношении
Тулузова и меня, говорят, уехала куда-то, рассорившись с ним, потому что он
связался с этой хорошенькой аптекаршей...
- Слышала это я, - произнесла невеселым голосом Анна Прохоровна.
- Значит, через кого же мы будем платить положенное исправникам? -
спросил Рамзаев.
- Да ты съезди к Звереву и предложи ему самому получать! - посоветовала
Анна Прохоровна.
- А если он закричит на меня и начнет говорить мне дерзости?
Управляющего Тулузова, Савелья Власьева, он прибил даже, - заметил Рамзаев.
- Тебя прибить он не посмеет, - возразила Анна Прохоровна, - а если и
скажет тебе что-нибудь неприятное, то ты можешь объяснить, что так делается
везде, во всех откупах.
- Еще бы не везде! - подхватил Рамзаев. - А то чем же бы жили все эти
чиновничишки?
- Значит, на что же после того может обидеться Зверев?
- На то, что он там какой
- О, она давно умерла! - отвечал Аггей Никитич, и взгляд его принял уже
грустный оттенок.
- Оттого, может быть, что ты изменил ей? - спросила Марья
Станиславовна.
- Я не мог изменить ей, потому что она любила другого и умерла от
неблагополучных родов.
- Бедненькая! - произнесла Марья Станиславовна. - Но при чем же вы,
пан, тут были?
- Ни при чем!.. Я только идеально был влюблен в нее.
- О, милый ты, милый! Какой ты хороший! - воскликнула пани Вибель и уже
сама обняла Аггея Никитича за шею.
- А ты, - произнес он, окончательно разнеженный, - кроме меня, кого еще
любила?
- Я любила... - начала пани Вибель, подняв свои бровки и почти с
детской откровенностью, - любила одного студента в Вильне.
- Поляка?
- Поляка, но его потом куда-то услали.
- Гм! - произнес многозначительно Аггей Никитич.
- После того мне нравились еще два-три господина; но это так себе...
- А того офицера, с которым ты уезжала от мужа? - спросил вдруг Аггей
Никитич.
Лицо пани Вибель приняло при этом более серьезное выражение.
- Ты разве об этом слышал? - проговорила она.
- Слышал.
- Офицера этого - он тоже был поляк - я много любила.
- Отчего ж вы разошлись? - любопытствовал Аггей Никитич.
- Он женился на другой, и с тех пор я стала поляков ненавидеть так же,
как немцев, и теперь хочу любить только русских.
В следующие за сим два месяца Аггей Никитич все более привязывался к
божественной Мери, а она не то чтобы хладела к нему, но стала скучать
несколько своей совершенно уединенной жизнью, тем более, что в уездный город
начало съезжаться для зимних удовольствий соседнее дворянство. Рамзаев,
успевший на откупных торгах оставить за собой сказанный уездный город,
предполагал каждую неделю давать балы. Пани Вибель, хоть она скрывала это от
Аггея Никитича, ужасно хотелось быть приглашенною на эти вечера; но она не
знала еще, удостоят ли ее этой чести, так как она была заявленною разводкой
и весьма справедливо предполагала, что об ее отношениях к Аггею Никитичу
трезвонит весь город; по воле судеб, однако, последнее обстоятельство было
причиною, что ее пригласили, и пригласили даже с особым почетом. Перед
началом балов между Рамзаевым и Анною Прохоровной произошло такого рода
совещание.
- А как нам быть теперь с Зверевым? - сказал он жене.
Та сначала вопросительно взглянула на него.
- Миропа Дмитриевна, которая урезонивала этого дуботола в отношении
Тулузова и меня, говорят, уехала куда-то, рассорившись с ним, потому что он
связался с этой хорошенькой аптекаршей...
- Слышала это я, - произнесла невеселым голосом Анна Прохоровна.
- Значит, через кого же мы будем платить положенное исправникам? -
спросил Рамзаев.
- Да ты съезди к Звереву и предложи ему самому получать! - посоветовала
Анна Прохоровна.
- А если он закричит на меня и начнет говорить мне дерзости?
Управляющего Тулузова, Савелья Власьева, он прибил даже, - заметил Рамзаев.
- Тебя прибить он не посмеет, - возразила Анна Прохоровна, - а если и
скажет тебе что-нибудь неприятное, то ты можешь объяснить, что так делается
везде, во всех откупах.
- Еще бы не везде! - подхватил Рамзаев. - А то чем же бы жили все эти
чиновничишки?
- Значит, на что же после того может обидеться Зверев?
- На то, что он там какой