раздновал пикник, в Геттингене к отелю
"Zur Krone"*, который и тогда был лучшим в городе, подъехала дорожная
извозчичья карета. Стоявший около гостиницы гаускнехт{51} ее поспешил
отворить дверцы кареты, и из нее вышли Сусанна Николаевна и Егор Егорыч,
постаревший, сгорбившийся и совсем, как видно, больной, а вслед за ними,
чего, вероятно, не ожидает читатель, появился Антип Ильич. Сей верный
камердинер не в первый уже раз был за границей, и, некогда прожив с своим,
тогда еще молодым, барином более трех лет в Германии, он выучился даже
говорить по-немецки. В настоящую же поездку Егора Егорыча Антип Ильич, видя,
до какой степени господин его слаб и недужен, настоял, чтобы его тоже взяли,
убеждая тем, что он все-таки будет усерднее служить, чем какие-нибудь
иностранные наемные лакеи. Выйдя из кареты и, видимо, прибодряясь, Антип
Ильич поспешно сказал гаускнехту, что нужны два большие номера.
______________
* "Корона" (нем.).
Гаускнехт сначала исполнился удивления, услышав от Антипа Ильича не то
немецкие, не то какие-то неизвестные слова; но эти же самые слова повторил
ему Егор Егорыч.
- А, понимаю! - воскликнул тогда гаускнехт и повел моих путников через
ворота на двор, на котором развешаны были окорока, ветчины, колбасы,
туловище дикой козы, а также сидели две краснощекие немки и чистили
картофель. По не совсем новой, но чисто вымытой лестнице Марфины взобрались
во второй этаж, где выбрали себе три номера, один - самый большой - для
Сусанны Николаевны, другой - поменьше - Егору Егорычу и третий - еще
поменьше - Антипу Ильичу. Гаускнехт, громадный и сильный мужик, едва смог в
несколько приемов перетаскать из кареты в номера многообильный багаж
Марфиных и, заключив из этого, что приехавшие иностранцы были очень богатые
господа, возвестил о том хозяину своему, обыкновенно сидевшему в нижнем
отделении отеля и с утра до ночи евшему там или пившему с кем-либо из друзей
своих. Хозяин, в свою очередь, не преминул сам войти к новоприбывшим и
почтительно просил их записать свои фамилии в номерной книге, в каковой Егор
Егорыч и начертал: "Les russes: collonel Marfin, sa femme et son ami"*.
Удовлетворившись этим, хозяин отеля спросил: как господам русским угодно
обедать, у себя ли в номерах, или в общей зале за табльдотом{52}.
______________
* Русские: полковник Марфин, его жена и друг (франц.).
- За табльдот придем! - отвечал Егор Егорыч.
После хозяина в номер учинили набег те краснощекие медхен, которых мы
видели за чисткою картофеля. Они притащили с собою огромные умывальники и
графины с водой, взбили своими здоровыми и красноватыми руками валоподобные
подушки, постлали на все матрацы чистое белье и сверх того на каждую постель
положили по тонкой перине вместо одеял. Пробовал было Антип Ильич и сим
девицам что-то такое по-немецки растолковать и посоветовать; но те его еще
меньше гаускнехта поняли и, восклицая: "Was? Wie gefallt?"* -
переглядывались между собою и усмехались. Видимо, что старик совсем уж забыл
немецкий язык. Обстановка в номерах была, наконец, приведена в должный
порядок; Марфины и Антип Ильич умылись и приоделись. Собственно, дорогой
путники не были особенно утомлены, так как проехали всего только несколько
миль от Гарца, по которому Егор Егорыч, в воспоминание своих прежних
юношеск
"Zur Krone"*, который и тогда был лучшим в городе, подъехала дорожная
извозчичья карета. Стоявший около гостиницы гаускнехт{51} ее поспешил
отворить дверцы кареты, и из нее вышли Сусанна Николаевна и Егор Егорыч,
постаревший, сгорбившийся и совсем, как видно, больной, а вслед за ними,
чего, вероятно, не ожидает читатель, появился Антип Ильич. Сей верный
камердинер не в первый уже раз был за границей, и, некогда прожив с своим,
тогда еще молодым, барином более трех лет в Германии, он выучился даже
говорить по-немецки. В настоящую же поездку Егора Егорыча Антип Ильич, видя,
до какой степени господин его слаб и недужен, настоял, чтобы его тоже взяли,
убеждая тем, что он все-таки будет усерднее служить, чем какие-нибудь
иностранные наемные лакеи. Выйдя из кареты и, видимо, прибодряясь, Антип
Ильич поспешно сказал гаускнехту, что нужны два большие номера.
______________
* "Корона" (нем.).
Гаускнехт сначала исполнился удивления, услышав от Антипа Ильича не то
немецкие, не то какие-то неизвестные слова; но эти же самые слова повторил
ему Егор Егорыч.
- А, понимаю! - воскликнул тогда гаускнехт и повел моих путников через
ворота на двор, на котором развешаны были окорока, ветчины, колбасы,
туловище дикой козы, а также сидели две краснощекие немки и чистили
картофель. По не совсем новой, но чисто вымытой лестнице Марфины взобрались
во второй этаж, где выбрали себе три номера, один - самый большой - для
Сусанны Николаевны, другой - поменьше - Егору Егорычу и третий - еще
поменьше - Антипу Ильичу. Гаускнехт, громадный и сильный мужик, едва смог в
несколько приемов перетаскать из кареты в номера многообильный багаж
Марфиных и, заключив из этого, что приехавшие иностранцы были очень богатые
господа, возвестил о том хозяину своему, обыкновенно сидевшему в нижнем
отделении отеля и с утра до ночи евшему там или пившему с кем-либо из друзей
своих. Хозяин, в свою очередь, не преминул сам войти к новоприбывшим и
почтительно просил их записать свои фамилии в номерной книге, в каковой Егор
Егорыч и начертал: "Les russes: collonel Marfin, sa femme et son ami"*.
Удовлетворившись этим, хозяин отеля спросил: как господам русским угодно
обедать, у себя ли в номерах, или в общей зале за табльдотом{52}.
______________
* Русские: полковник Марфин, его жена и друг (франц.).
- За табльдот придем! - отвечал Егор Егорыч.
После хозяина в номер учинили набег те краснощекие медхен, которых мы
видели за чисткою картофеля. Они притащили с собою огромные умывальники и
графины с водой, взбили своими здоровыми и красноватыми руками валоподобные
подушки, постлали на все матрацы чистое белье и сверх того на каждую постель
положили по тонкой перине вместо одеял. Пробовал было Антип Ильич и сим
девицам что-то такое по-немецки растолковать и посоветовать; но те его еще
меньше гаускнехта поняли и, восклицая: "Was? Wie gefallt?"* -
переглядывались между собою и усмехались. Видимо, что старик совсем уж забыл
немецкий язык. Обстановка в номерах была, наконец, приведена в должный
порядок; Марфины и Антип Ильич умылись и приоделись. Собственно, дорогой
путники не были особенно утомлены, так как проехали всего только несколько
миль от Гарца, по которому Егор Егорыч, в воспоминание своих прежних
юношеск