гличанину на выучку трех-четырех молодых мальчиков, а
потому, когда англичанин умер, или, точнее сказать, опился, то выросшие
мальчики, давно превратившиеся из Петрушек и Ванек в Петров и Иванов, до сих
пор обрабатывали сад приблизительно в том виде, как преподал им англичанин:
русские люди, как известно, сами измышлять не умеют, но зато очень скоро
выучивают другими народами придуманное и твердо это запоминают. Когда наше
маленькое общество вошло в сад, то за исключением аптекаря и почтмейстера,
весьма часто посещавших своего собрата по масонству, остальные все почти
ахнули, так как никто из них никогда во всю жизнь свою и не видывал такого
прекрасного сада. Сам Дмитрий Васильич сидел в это время на балконе в
покойных катающихся креслах: ходить он, по милости подагры, не мог. Вибель
представил ему кавалеров и дам. Дмитрий Васильич всех их оприветствовал
весьма любезно и попенял только откупщику, зачем тот трудился присылать
запасы, и что он должен был бы только известить Дмитрия Васильича, что такие
приятные гости желают посетить его сад, тогда, конечно, все бы было
приготовлено. На это Рамзаев, извинившись в своем поступке, объяснил, что
этот пикник он дает в благодарность своим добрым знакомым и потому просит у
Дмитрия Васильича позволения быть немножко хозяином в его саду. "Будьте тут
как бы дома!" - отвечал ему тот. Представляя Кавинину вместе с прочими
господина Зверева, Вибель чуть ли не сделал при этом некоторого масонского
знака, потому что Дмитрий Васильич своей распухшей подагрической рукой долго
и крепко пожимал могучую длань Аггея Никитича, а затем последовало все, что
обыкновенно следует на всевозможных пикниках. Хворый Кавинин, впрочем, так
как ему запрещено было по вечерам спускаться в сад, пожелал играть в
преферанс, который составлял единственное его развлечение и в который он до
сих пор мастерски играл. Партнерами его вызвались быть откупщица и Миропа
Дмитриевна; на другом столе на том же балконе затеяли вист с болваном
аптекарь, почтмейстер и ополченец; молодежь же вся хлынула в сад. Лакеи
стали разносить чай, после которого все танцующее общество собралось на
платформу, и под режимом откупщика начались танцы. Миропа Дмитриевна, сколь
ни занята была игрою, взглядывала по временам на танцующих, желая видеть, с
кем именно танцует супруг ее; но Аггей Никитич и тут оказал необыкновенную
предусмотрительность: первую кадриль он танцевал с одной из толстых дам,
несмотря на все отвращение к сей даме, которая, кроме своей безобразной
фигуры, носила с собой какую-то атмосферу погребной сыроватости; на вторую
кадриль Аггей Никитич пригласил долговязую невесту инвалидного поручика.
Пани Вибель, все это подмечавшая, начала, как кажется, немножко дуться на
своего поклонника, но Аггей Никитич и это перенес, рассчитывая на вальс, на
который пригласил уж пани Вибель. Танец этот они давно танцевали весьма
согласно в три темпа, а в настоящем случае оба даже превзошли самих себя; с
первого же тура они смотрели своими блистающими зрачками друг другу в очи:
Аггей Никитич - совсем пламенно, а пани Вибель хотя несколько томнее, может
быть, потому, что глаза ее были серые, но тоже пламенно. Все это ускользнуло
от внимания Миропы Дмитриевны отчасти потому, что танцы происходили довольно
далеко от нее, а сверх того она перед тем поставила огромный ремиз,
благодаря ко
потому, когда англичанин умер, или, точнее сказать, опился, то выросшие
мальчики, давно превратившиеся из Петрушек и Ванек в Петров и Иванов, до сих
пор обрабатывали сад приблизительно в том виде, как преподал им англичанин:
русские люди, как известно, сами измышлять не умеют, но зато очень скоро
выучивают другими народами придуманное и твердо это запоминают. Когда наше
маленькое общество вошло в сад, то за исключением аптекаря и почтмейстера,
весьма часто посещавших своего собрата по масонству, остальные все почти
ахнули, так как никто из них никогда во всю жизнь свою и не видывал такого
прекрасного сада. Сам Дмитрий Васильич сидел в это время на балконе в
покойных катающихся креслах: ходить он, по милости подагры, не мог. Вибель
представил ему кавалеров и дам. Дмитрий Васильич всех их оприветствовал
весьма любезно и попенял только откупщику, зачем тот трудился присылать
запасы, и что он должен был бы только известить Дмитрия Васильича, что такие
приятные гости желают посетить его сад, тогда, конечно, все бы было
приготовлено. На это Рамзаев, извинившись в своем поступке, объяснил, что
этот пикник он дает в благодарность своим добрым знакомым и потому просит у
Дмитрия Васильича позволения быть немножко хозяином в его саду. "Будьте тут
как бы дома!" - отвечал ему тот. Представляя Кавинину вместе с прочими
господина Зверева, Вибель чуть ли не сделал при этом некоторого масонского
знака, потому что Дмитрий Васильич своей распухшей подагрической рукой долго
и крепко пожимал могучую длань Аггея Никитича, а затем последовало все, что
обыкновенно следует на всевозможных пикниках. Хворый Кавинин, впрочем, так
как ему запрещено было по вечерам спускаться в сад, пожелал играть в
преферанс, который составлял единственное его развлечение и в который он до
сих пор мастерски играл. Партнерами его вызвались быть откупщица и Миропа
Дмитриевна; на другом столе на том же балконе затеяли вист с болваном
аптекарь, почтмейстер и ополченец; молодежь же вся хлынула в сад. Лакеи
стали разносить чай, после которого все танцующее общество собралось на
платформу, и под режимом откупщика начались танцы. Миропа Дмитриевна, сколь
ни занята была игрою, взглядывала по временам на танцующих, желая видеть, с
кем именно танцует супруг ее; но Аггей Никитич и тут оказал необыкновенную
предусмотрительность: первую кадриль он танцевал с одной из толстых дам,
несмотря на все отвращение к сей даме, которая, кроме своей безобразной
фигуры, носила с собой какую-то атмосферу погребной сыроватости; на вторую
кадриль Аггей Никитич пригласил долговязую невесту инвалидного поручика.
Пани Вибель, все это подмечавшая, начала, как кажется, немножко дуться на
своего поклонника, но Аггей Никитич и это перенес, рассчитывая на вальс, на
который пригласил уж пани Вибель. Танец этот они давно танцевали весьма
согласно в три темпа, а в настоящем случае оба даже превзошли самих себя; с
первого же тура они смотрели своими блистающими зрачками друг другу в очи:
Аггей Никитич - совсем пламенно, а пани Вибель хотя несколько томнее, может
быть, потому, что глаза ее были серые, но тоже пламенно. Все это ускользнуло
от внимания Миропы Дмитриевны отчасти потому, что танцы происходили довольно
далеко от нее, а сверх того она перед тем поставила огромный ремиз,
благодаря ко