торому ей предстоял значительный проигрыш, ибо игра, из
угождения Кавинину, была по десяти копеек за фишку. Танцы, наконец,
прекратились, и начал петь хор певцов известную в то время песню:
Гриб-боровик,
Всем грибам полковик,
Под дубом стоючи,
На все грибы глядючи,
Повелел, приказал:
Всем грибам на войну идти.
Молодежь, совершенно не понимавшая скрытого значения сей, по-видимому,
простой песни, разбрелась по аллеям сада, но Аггей Никитич опять-таки
выдержал принятую им систему осторожности. Он к пани Вибель не подходил даже
близко и шел в толпе с кем ни попало, но зато, когда балкона стало не
видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же
свернул с нею на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло показаться
странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный
поручик; ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо
думать, поговорить между собою о том, что они считали говорить при своих
маменьках неудобным. Аггей Никитич между тем вел свою даму все далее и
далее; мрак начал их окружать полный, и Аггей Никитич вдруг обнял пани
Вибель, приподнял ее, как перышко, кверху и поцеловал. Она прильнула своими
устами к его устам и стремительно повторила свой прежний вопрос:
- Вы ходите к мужу учиться только масонству?
- Нет! - отвечал ей на этот раз совершенно откровенно Аггей Никитич. -
А вы тоже для масонства слушаете поучения вашего мужа?
- О, нисколько, - отвечала, нервно рассмеявшись, пани, - я слушаю,
чтобы видеть вас!
- Вы не женщина, а божество! - мог только воскликнуть Аггей Никитич и
снова обнял пани Вибель с таким сильным увлечением, что та поспешила
отстраниться от него и произнесла:
- Вы безумствуете! Опомнитесь, где мы...
- Для меня это все равно! - отвечал Аггей Никитич: его многообильная
кровь прилила ему окончательно в голову.
- Но для меня не все равно; поверните назад! - приказала ему пани
Вибель.
Аггей Никитич хоть и дышал тяжело, но повернул. Руки у обоих ходенем
ходили.
- Неужели, - проговорила пани Вибель, когда они стали подходить к
освещенным аллеям, на которых виднелись некоторые из гуляющих, - вы еще
сомневаетесь, что я уже ваша?
- Нет, не сомневаюсь, - отозвался Аггей Никитич глухим голосом.
Затем пикник кончился, как все пикники. Старики, кончив свою игру, а
молодежь, протанцевав еще кадриль, отправились в обратный путь на освещенных
фонарями лодках, и хор певцов снова запел песню о боровике, повелевающем
другим грибам на войну идти, но...
Не послушались белянки:
Мы-де чистые дворянки,
Неповинны мы тебе
На войну идти;
Отказалися опенки:
У нас ноги сухи, тонки;
Не пошли и мухоморы:
Мы-де сами сенаторы.
Посреди такого всеобщего ликования одна только Миропа Дмитриевна сидела
в лодке злая-презлая, но не на мужа, за которым она ничего не заметила, а на
этого старого черта и богача Кавинина, которому она проиграла тридцать
рублей, и когда ему платила, так он принял ассигнации смеясь, как будто бы
это были щепки!
V
В тот самый день, как откупщик п
угождения Кавинину, была по десяти копеек за фишку. Танцы, наконец,
прекратились, и начал петь хор певцов известную в то время песню:
Гриб-боровик,
Всем грибам полковик,
Под дубом стоючи,
На все грибы глядючи,
Повелел, приказал:
Всем грибам на войну идти.
Молодежь, совершенно не понимавшая скрытого значения сей, по-видимому,
простой песни, разбрелась по аллеям сада, но Аггей Никитич опять-таки
выдержал принятую им систему осторожности. Он к пани Вибель не подходил даже
близко и шел в толпе с кем ни попало, но зато, когда балкона стало не
видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же
свернул с нею на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло показаться
странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный
поручик; ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо
думать, поговорить между собою о том, что они считали говорить при своих
маменьках неудобным. Аггей Никитич между тем вел свою даму все далее и
далее; мрак начал их окружать полный, и Аггей Никитич вдруг обнял пани
Вибель, приподнял ее, как перышко, кверху и поцеловал. Она прильнула своими
устами к его устам и стремительно повторила свой прежний вопрос:
- Вы ходите к мужу учиться только масонству?
- Нет! - отвечал ей на этот раз совершенно откровенно Аггей Никитич. -
А вы тоже для масонства слушаете поучения вашего мужа?
- О, нисколько, - отвечала, нервно рассмеявшись, пани, - я слушаю,
чтобы видеть вас!
- Вы не женщина, а божество! - мог только воскликнуть Аггей Никитич и
снова обнял пани Вибель с таким сильным увлечением, что та поспешила
отстраниться от него и произнесла:
- Вы безумствуете! Опомнитесь, где мы...
- Для меня это все равно! - отвечал Аггей Никитич: его многообильная
кровь прилила ему окончательно в голову.
- Но для меня не все равно; поверните назад! - приказала ему пани
Вибель.
Аггей Никитич хоть и дышал тяжело, но повернул. Руки у обоих ходенем
ходили.
- Неужели, - проговорила пани Вибель, когда они стали подходить к
освещенным аллеям, на которых виднелись некоторые из гуляющих, - вы еще
сомневаетесь, что я уже ваша?
- Нет, не сомневаюсь, - отозвался Аггей Никитич глухим голосом.
Затем пикник кончился, как все пикники. Старики, кончив свою игру, а
молодежь, протанцевав еще кадриль, отправились в обратный путь на освещенных
фонарями лодках, и хор певцов снова запел песню о боровике, повелевающем
другим грибам на войну идти, но...
Не послушались белянки:
Мы-де чистые дворянки,
Неповинны мы тебе
На войну идти;
Отказалися опенки:
У нас ноги сухи, тонки;
Не пошли и мухоморы:
Мы-де сами сенаторы.
Посреди такого всеобщего ликования одна только Миропа Дмитриевна сидела
в лодке злая-презлая, но не на мужа, за которым она ничего не заметила, а на
этого старого черта и богача Кавинина, которому она проиграла тридцать
рублей, и когда ему платила, так он принял ассигнации смеясь, как будто бы
это были щепки!
V
В тот самый день, как откупщик п