вник, - тем не менее они признают три истины, лежащие в самой
натуре человека и которые утверждает разум наш, - эти истины: бытие бога,
бессмертие души и стремление к добродетели. Масоны поклоняются всемогущему
строителю и содержителю вселенной и утверждают, что из него исходит всякая
телесная, умственная и нравственная жизнь, не делая при этом никакого
определенного представления о сверхчувственном. Убеждение в том, что душа
наша бессмертна, мы должны питать в себе для успокоения духа нашего и для
возможности утешения в страданиях. Истинный масон не может представить себе
полного уничтожения самосознательного и мыслящего существа, и потому об
умерших братьях мы говорим: "Они отошли в вечный восток", то есть чтобы
снова ожить; но опять-таки, как и о конечной причине всякого бытия, мы не
даем будущей жизни никакого определения.
Проговорив это, почтенный ритор развел с явною торжественностью руками,
желая тем указать своим слушателям, что он прорек нечто весьма важное, и
когда к нему в этот момент подошел было приласкаться кот, то Вибель вместо
того, чтобы взять любимца на колени, крикнул ему: "Брысь!" - и сверх того
отщелкнул его своим табачным носовым платком, а сам снова обратился к
напутствованию.
- Необходимость добродетели, - возглашал он, - глубоко внедрена в
существе франкмасонства; от всего, что оскорбляет добродетель, масонство
отвращается, потому что в одной только добродетели оно видит путь к спасению
и счастию человечества.
- Татко, да что ты называешь добродетелью? - воскликнула пани Вибель.
- Я называю добродетелью все, что делается согласно с совестью нашей,
которая есть не что иное, как голос нашего неиспорченного сердца, и по
которой мы, как по компасу, чувствуем: идем ли прямо к путеводной точке
нашего бытия или уклоняемся от нее.
При этом Аггея Никитича заметно покоробило, а пани Вибель ничего, и она
только, соскучившись почти до истерики от разглагольствования своего
супруга, вышла в соседнюю комнату и громко приказала своей горничной тут же
в кабинете накрыть стол для чая. Вибель, конечно, был удивлен таким
распоряжением и спросил ее:
- Но отчего же мы сегодня не в столовой будем пить чай?
- Оттого, что ты Аггея Никитича не выпустишь отсюда, а он и я утомились
тебя слушать.
- Помилуйте, нисколько! - возразил Аггей Никитич, весьма смущенный
такой откровенностью пани Вибель.
Но тут вмешался сам Вибель.
- Если вы чувствуете утомление, - отозвался он, - то лучше прекратить
занятия, ибо гораздо полезнее меньше выслушать, но зато с полным вниманием,
чем много, но невнимательно. По крайней мере, вы, господин Зверев, то, что я
теперь говорил, уяснили себе вполне?
- Уяснил-с! - отвечал, вспыхнув в лице, Аггей Никитич, предчувствуя,
что Вибель начнет экзаменовать его, и тот действительно спросил:
- Что же именно я сказал?
Аггей Никитич пришпорил свою память насколько мог.
- Вы изволили говорить, что масоны признают три истины: бога,
бессмертную душу и будущую жизнь! - ответил он.
- Не то, не то! - остановил его Вибель. - Бессмертная душа и будущая
жизнь одно и то же, а я о третьей истине говорил, совершенно отдельной.
У Аггея Никитича, как назло, совершенно захлестнуло в голове: какая еще
была упомянута Вибелем третья истина, но его выручила пани Вибель.
- Ты говорил о доброд
натуре человека и которые утверждает разум наш, - эти истины: бытие бога,
бессмертие души и стремление к добродетели. Масоны поклоняются всемогущему
строителю и содержителю вселенной и утверждают, что из него исходит всякая
телесная, умственная и нравственная жизнь, не делая при этом никакого
определенного представления о сверхчувственном. Убеждение в том, что душа
наша бессмертна, мы должны питать в себе для успокоения духа нашего и для
возможности утешения в страданиях. Истинный масон не может представить себе
полного уничтожения самосознательного и мыслящего существа, и потому об
умерших братьях мы говорим: "Они отошли в вечный восток", то есть чтобы
снова ожить; но опять-таки, как и о конечной причине всякого бытия, мы не
даем будущей жизни никакого определения.
Проговорив это, почтенный ритор развел с явною торжественностью руками,
желая тем указать своим слушателям, что он прорек нечто весьма важное, и
когда к нему в этот момент подошел было приласкаться кот, то Вибель вместо
того, чтобы взять любимца на колени, крикнул ему: "Брысь!" - и сверх того
отщелкнул его своим табачным носовым платком, а сам снова обратился к
напутствованию.
- Необходимость добродетели, - возглашал он, - глубоко внедрена в
существе франкмасонства; от всего, что оскорбляет добродетель, масонство
отвращается, потому что в одной только добродетели оно видит путь к спасению
и счастию человечества.
- Татко, да что ты называешь добродетелью? - воскликнула пани Вибель.
- Я называю добродетелью все, что делается согласно с совестью нашей,
которая есть не что иное, как голос нашего неиспорченного сердца, и по
которой мы, как по компасу, чувствуем: идем ли прямо к путеводной точке
нашего бытия или уклоняемся от нее.
При этом Аггея Никитича заметно покоробило, а пани Вибель ничего, и она
только, соскучившись почти до истерики от разглагольствования своего
супруга, вышла в соседнюю комнату и громко приказала своей горничной тут же
в кабинете накрыть стол для чая. Вибель, конечно, был удивлен таким
распоряжением и спросил ее:
- Но отчего же мы сегодня не в столовой будем пить чай?
- Оттого, что ты Аггея Никитича не выпустишь отсюда, а он и я утомились
тебя слушать.
- Помилуйте, нисколько! - возразил Аггей Никитич, весьма смущенный
такой откровенностью пани Вибель.
Но тут вмешался сам Вибель.
- Если вы чувствуете утомление, - отозвался он, - то лучше прекратить
занятия, ибо гораздо полезнее меньше выслушать, но зато с полным вниманием,
чем много, но невнимательно. По крайней мере, вы, господин Зверев, то, что я
теперь говорил, уяснили себе вполне?
- Уяснил-с! - отвечал, вспыхнув в лице, Аггей Никитич, предчувствуя,
что Вибель начнет экзаменовать его, и тот действительно спросил:
- Что же именно я сказал?
Аггей Никитич пришпорил свою память насколько мог.
- Вы изволили говорить, что масоны признают три истины: бога,
бессмертную душу и будущую жизнь! - ответил он.
- Не то, не то! - остановил его Вибель. - Бессмертная душа и будущая
жизнь одно и то же, а я о третьей истине говорил, совершенно отдельной.
У Аггея Никитича, как назло, совершенно захлестнуло в голове: какая еще
была упомянута Вибелем третья истина, но его выручила пани Вибель.
- Ты говорил о доброд