овиноваться надо!
Аггей Никитич ничего на это не сказал и в душе готов был обнять Вибеля
за такую покорность того жене.
Старик между тем поднялся и, подумав немного, сказал:
- Этот ритуал вы возьмите домой! Переписан он, как вы видите,
прекрасно; изучите его, и я вас проэкзаменую потом.
- Очень вам благодарен; непременно выучу! - подхватил Аггей Никитич.
За чаем, собственно, повторилось почти то же, что происходило и в
предыдущий вечер. Пани Вибель кокетливо взглядывала на Аггея Никитича,
который, в свою очередь, то потуплялся, то взмахивал на нее свои добрые
черные глаза; а Вибель, первоначально медленно глотавший свой чай, вдруг
потом, как бы вспомнив что-то такое, торопливо встал со стула и отнесся к
Аггею Никитичу:
- Извините, мне еще нужно нечто обдумать для нашей завтрашней беседы;
вы придете, да?
- Непременно! - ответил радостно Аггей Никитич.
- Gute Nacht!* - произнес в заключение Вибель и ушел.
______________
* Доброй ночи! (нем.).
- Можете вы мне сказать, о чем я вас спрашивала вчера? - проговорила
тотчас же после его ухода пани Вибель.
- Могу, - протянул Аггей Никитич.
- Говорите! - приказала она ему, и лицо ее приняло такое плутоватое
выражение, по которому смело можно было заключить, что она, кажется, сама
догадалась, о чем беседовали Вибель и Аггей Никитич; но только последнего
она хотела испытать, насколько он будет с ней откровенен.
Аггей Никитич несколько мгновений соображал.
- Муж ваш, - произнес он как бы несколько затрудненным голосом, -
масон.
- Да, - ответила ему пани, уставив взгляд свой на Аггея Никитича.
- И я тоже посвящаюсь в масонство, - объяснил он ей.
Пани Вибель заметно при этом вспыхнула.
- Для масонства собственно? - спросила она.
Тут уж Аггей Никитич покраснел.
- Отвечу вашим выражением: отчасти! - придумал он ответить.
- Моим выражением? - повторила пани. - Ах, я ужасно рада, что вы
сделаетесь масоном; вы тогда будете самым близким другом моего мужа и
станете часто бывать у нас!
- Буду часто бывать, как только вы позволите!
Пани на это ничего не отвечала и только как бы еще более смутилась;
затем последовал разговор о том, будет ли Аггей Никитич в следующее
воскресенье в собрании, на что он отвечал, что если пани Вибель будет, так и
он будет; а она ему повторила, что если он будет, то и она будет. Словом,
Аггей Никитич ушел домой, не находя пределов своему счастью: он почти не
сомневался, что пани Вибель влюбилась в него!
IV
Могучая волна времени гнала дни за днями, а вместе изменяла и отношения
между лицами, которых я представил вниманию читателя в предыдущих трех
главах. Прежде всего надобно пояснить, что Аггей Никитич закончил следствие
о Тулузове и представил его в уездный суд, о чем, передавая Миропе
Дмитриевне, он сказал:
- Я очень рад, что развязался с этим проклятым делом!
Но Миропа Дмитриевна, кажется, была не рада этому: как женщина
практически-сообразительная, она очень хорошо поняла, что Аггей Никитич
потерял теперь всякое влияние на судьбу Тулузова, стало быть, она будет не
столь нужна Рамзаеву, с которого Миропа Дмитриевна весьма аккуратно получала
каждый месяц свой гонорар. Эта мысль до такой степени рассердила и
обеспокоила
Аггей Никитич ничего на это не сказал и в душе готов был обнять Вибеля
за такую покорность того жене.
Старик между тем поднялся и, подумав немного, сказал:
- Этот ритуал вы возьмите домой! Переписан он, как вы видите,
прекрасно; изучите его, и я вас проэкзаменую потом.
- Очень вам благодарен; непременно выучу! - подхватил Аггей Никитич.
За чаем, собственно, повторилось почти то же, что происходило и в
предыдущий вечер. Пани Вибель кокетливо взглядывала на Аггея Никитича,
который, в свою очередь, то потуплялся, то взмахивал на нее свои добрые
черные глаза; а Вибель, первоначально медленно глотавший свой чай, вдруг
потом, как бы вспомнив что-то такое, торопливо встал со стула и отнесся к
Аггею Никитичу:
- Извините, мне еще нужно нечто обдумать для нашей завтрашней беседы;
вы придете, да?
- Непременно! - ответил радостно Аггей Никитич.
- Gute Nacht!* - произнес в заключение Вибель и ушел.
______________
* Доброй ночи! (нем.).
- Можете вы мне сказать, о чем я вас спрашивала вчера? - проговорила
тотчас же после его ухода пани Вибель.
- Могу, - протянул Аггей Никитич.
- Говорите! - приказала она ему, и лицо ее приняло такое плутоватое
выражение, по которому смело можно было заключить, что она, кажется, сама
догадалась, о чем беседовали Вибель и Аггей Никитич; но только последнего
она хотела испытать, насколько он будет с ней откровенен.
Аггей Никитич несколько мгновений соображал.
- Муж ваш, - произнес он как бы несколько затрудненным голосом, -
масон.
- Да, - ответила ему пани, уставив взгляд свой на Аггея Никитича.
- И я тоже посвящаюсь в масонство, - объяснил он ей.
Пани Вибель заметно при этом вспыхнула.
- Для масонства собственно? - спросила она.
Тут уж Аггей Никитич покраснел.
- Отвечу вашим выражением: отчасти! - придумал он ответить.
- Моим выражением? - повторила пани. - Ах, я ужасно рада, что вы
сделаетесь масоном; вы тогда будете самым близким другом моего мужа и
станете часто бывать у нас!
- Буду часто бывать, как только вы позволите!
Пани на это ничего не отвечала и только как бы еще более смутилась;
затем последовал разговор о том, будет ли Аггей Никитич в следующее
воскресенье в собрании, на что он отвечал, что если пани Вибель будет, так и
он будет; а она ему повторила, что если он будет, то и она будет. Словом,
Аггей Никитич ушел домой, не находя пределов своему счастью: он почти не
сомневался, что пани Вибель влюбилась в него!
IV
Могучая волна времени гнала дни за днями, а вместе изменяла и отношения
между лицами, которых я представил вниманию читателя в предыдущих трех
главах. Прежде всего надобно пояснить, что Аггей Никитич закончил следствие
о Тулузове и представил его в уездный суд, о чем, передавая Миропе
Дмитриевне, он сказал:
- Я очень рад, что развязался с этим проклятым делом!
Но Миропа Дмитриевна, кажется, была не рада этому: как женщина
практически-сообразительная, она очень хорошо поняла, что Аггей Никитич
потерял теперь всякое влияние на судьбу Тулузова, стало быть, она будет не
столь нужна Рамзаеву, с которого Миропа Дмитриевна весьма аккуратно получала
каждый месяц свой гонорар. Эта мысль до такой степени рассердила и
обеспокоила