ересчур долго его наставник затянул свое вступление.
- Если так, то... - сказал Вибель и, встав с кресла, поспешил поплотнее
притворить дверь, что он, наученный, вероятно, прежним опытом, сделал весьма
предусмотрительно, ибо в эту дверь подсматривала и подслушивала его молодая
супруга, которой он сделал свой обычный повелительный жест, после чего она,
кокетливо высунув ему немного язык, удалилась, а Вибель запер дверь на
замок.
- Вам, может быть, известно, - начал он, снова усевшись в кресло, - что
франкмасонство есть союз?
- Известно, - отвечал Аггей Никитич.
- Но почему же это союз? - вопросил его Вибель.
Аггей Никитич не сумел объяснить, почему.
- Потому, - продолжал Вибель, - что проявлением стремления людей к
религии, к добру, к божественной жизни не может быть единичное существо, но
только сонм существ, кои сливаются в желании не личного, но общего блага.
Проговорив это, Вибель взглянул на Аггея Никитича, как бы желая
изведать, понимает ли неофит{30}, что ему говорится, и, убедившись, что тот
понимает, продолжал с еще большим одушевлением:
- Это стремление любить, соединяться создает целый ряд союзов, из коих
одни тесны, каковы союзы: дружественные, любовные, брачные, семейные,
корпоративные; другие, как, например, союзы сословные, государственные и
церковные, более всеобъемлющи. Но самым широким союзом является тот, который
ставит для себя лишь предел человеческого чувствования и мышления. Из этого
союза не изгоняются те, которые веруют иначе, но только те, которые хотят не
того и поступают не так; этот-то союз союзов и есть франкмасонство! Кроме
сего союза, нет ни одного, в основе которого лежало бы понятное лишь добрым
людям. В масонстве связываются все контрасты человечества и человеческой
истории. Оно собирает в свой храм из рассеяния всех добрых, имея своей целию
обмен мыслей, дабы сравнять все враждебные шероховатости. Совершается это и
будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством любви и
не сольется в общей гармонии.
Аггей Никитич слушал Вибеля все с более и более возрастающим
утомлением, потому что когда поучали его Егор Егорыч и Мартын Степаныч, то
они старались снисходить к уровню понятий Аггея Никитича, тогда как
добродушный немец сразу втащил его на высоту отвлеченностей и не спускал
оттуда ни на минуту.
- Мы, люди... - начал было он снова, но в это время послышался стук в
дверь.
- Wer ist da?* - сердито отозвался на это Вибель.
______________
* Кто там? (нем.).
- Позвольте мне ключ, достать medicamenta heroiса! - отвечал ему тоже
по-немецки голос помощника.
- Какого именно? - спросил его на том же языке Вибель.
- Mercurius sublimaticus corrosivus, - пояснил помощник.
- Ah, ja, gleichviel!* - проговорил Herr Вибель и, знаменательно качнув
головой Аггею Никитичу, заметил: - Это вот свидетельствует о нравах здешних!
______________
* А, да, столько же! (нем.).
Аггей Никитич также ответил ему знаменательным кивком, поняв, что хотел
сказать аптекарь.
А затем Herr Вибель, отперев дверь, сунул помощнику ключ и, снова
заперев ее, принялся, не теряя минуты, за поучение:
- Нам, людям, не дано ангельства, и наши чувственные побуждения
приравнивают нас к животным; но мы не должны сим побуждениям совершенно
подчиняться, ибо иначе можем унизиться
- Если так, то... - сказал Вибель и, встав с кресла, поспешил поплотнее
притворить дверь, что он, наученный, вероятно, прежним опытом, сделал весьма
предусмотрительно, ибо в эту дверь подсматривала и подслушивала его молодая
супруга, которой он сделал свой обычный повелительный жест, после чего она,
кокетливо высунув ему немного язык, удалилась, а Вибель запер дверь на
замок.
- Вам, может быть, известно, - начал он, снова усевшись в кресло, - что
франкмасонство есть союз?
- Известно, - отвечал Аггей Никитич.
- Но почему же это союз? - вопросил его Вибель.
Аггей Никитич не сумел объяснить, почему.
- Потому, - продолжал Вибель, - что проявлением стремления людей к
религии, к добру, к божественной жизни не может быть единичное существо, но
только сонм существ, кои сливаются в желании не личного, но общего блага.
Проговорив это, Вибель взглянул на Аггея Никитича, как бы желая
изведать, понимает ли неофит{30}, что ему говорится, и, убедившись, что тот
понимает, продолжал с еще большим одушевлением:
- Это стремление любить, соединяться создает целый ряд союзов, из коих
одни тесны, каковы союзы: дружественные, любовные, брачные, семейные,
корпоративные; другие, как, например, союзы сословные, государственные и
церковные, более всеобъемлющи. Но самым широким союзом является тот, который
ставит для себя лишь предел человеческого чувствования и мышления. Из этого
союза не изгоняются те, которые веруют иначе, но только те, которые хотят не
того и поступают не так; этот-то союз союзов и есть франкмасонство! Кроме
сего союза, нет ни одного, в основе которого лежало бы понятное лишь добрым
людям. В масонстве связываются все контрасты человечества и человеческой
истории. Оно собирает в свой храм из рассеяния всех добрых, имея своей целию
обмен мыслей, дабы сравнять все враждебные шероховатости. Совершается это и
будет совершаться дотоле, пока человечество не проникнется чувством любви и
не сольется в общей гармонии.
Аггей Никитич слушал Вибеля все с более и более возрастающим
утомлением, потому что когда поучали его Егор Егорыч и Мартын Степаныч, то
они старались снисходить к уровню понятий Аггея Никитича, тогда как
добродушный немец сразу втащил его на высоту отвлеченностей и не спускал
оттуда ни на минуту.
- Мы, люди... - начал было он снова, но в это время послышался стук в
дверь.
- Wer ist da?* - сердито отозвался на это Вибель.
______________
* Кто там? (нем.).
- Позвольте мне ключ, достать medicamenta heroiса! - отвечал ему тоже
по-немецки голос помощника.
- Какого именно? - спросил его на том же языке Вибель.
- Mercurius sublimaticus corrosivus, - пояснил помощник.
- Ah, ja, gleichviel!* - проговорил Herr Вибель и, знаменательно качнув
головой Аггею Никитичу, заметил: - Это вот свидетельствует о нравах здешних!
______________
* А, да, столько же! (нем.).
Аггей Никитич также ответил ему знаменательным кивком, поняв, что хотел
сказать аптекарь.
А затем Herr Вибель, отперев дверь, сунул помощнику ключ и, снова
заперев ее, принялся, не теряя минуты, за поучение:
- Нам, людям, не дано ангельства, и наши чувственные побуждения
приравнивают нас к животным; но мы не должны сим побуждениям совершенно
подчиняться, ибо иначе можем унизиться