какой, - объяснил управляющий и дал
обер-полицеймейстеру прочесть составленный камер-юнкером акт, прочитав
который обер-полицеймейстер грустно улыбнулся и проговорил:
- Это новое еще будет обвинение на полицию?
- Новое, - подтвердил управляющий и ушел в кабинет князя, где оставался
весьма продолжительное время.
Для уяснения хода событий надобно сказать, что добрый и старый
генерал-губернатор отчасти по болезни своей, а еще более того по крайней
распущенности, которую он допустил в отношении служебного персонала своего,
предполагался в Петербурге, как говорится, к сломке, что очень хорошо знали
ближайшие его подчиненные и поэтому постоянно имели печальный и грустный
вид.
Выйдя из кабинета, управляющий снова отнесся к обер-полицеймейстеру:
- Князь поручил вам поручика, сделавшего извет, арестовать при одном из
частных домов, а требование московской полиции об отправке к ней дела
Тулузова, как незаконное, предлагает вам прекратить.
- Да черт с ним, с этим делом! Я и не знал даже о существовании такого
требования, - проговорил обер-полицеймейстер и уехал исполнять полученные им
приказания.
Таким образом, пьяный поручик, рывший для другого яму, сам прежде попал
в оную и прямо из дома генерал-губернатора был отведен в одну из частей, где
его поместили довольно удобно в особой комнате и с матрацем на кровати.
- Благодарю, благодарю! - говорил при этом поручик. - Я знал это прежде
и рад тому... По крайней мере, мне здесь тепло, и кормить меня будут...
Накормить его, конечно, накормили, но поручику хотелось бы водочки или,
по крайней мере, пивца выпить, но ни того, ни другого достать ему было
неоткуда, несмотря на видимое сочувствие будочников, которые совершенно
понимали такое его желание, и бедный поручик приготовлялся было снять с себя
сапоги и послать их заложить в кабак, чтобы выручить на них хоть косушку; но
в часть заехал, прямо от генерал-губернатора и не успев еще с себя снять
своего блестящего мундира, невзрачный камер-юнкер. Узнав о страданиях
поручика, он дал от себя старшему бутарю пять рублей с приказанием, чтобы
тот покупал для арестанта каждый день понемногу водки и вообще не давал бы
ему очень скучать своим положением. Сколько обрадовались поручик и бутари
сей манне, спавшей на них с небес, описать невозможно, и к вечеру же как сам
узник, так и два стража его были мертвецки пьяны.
Из частного дома камер-юнкер все в том же своем красивом мундире поехал
к Екатерине Петровне. Он с умыслом хотел ей показаться в придворной форме,
дабы еще более привязать ее сердце к себе, и придуманный им способ, кажется,
ему до некоторой степени удался, потому что Екатерина Петровна, только что
севшая в это время за обед, увидав его, воскликнула:
- Боже мой, что это такое?.. Какой вы сегодня интересный, и откуда это
вы?
- Прямо со службы и привез вам новость, - отвечал, целуя ее руку,
камер-юнкер.
- Но, прежде чем рассказывать вашу новость, извольте садиться обедать,
хотя обед у меня скромный, вдовий; но любимое, впрочем, вами шато-д'икем
есть. Я сама его, по вашему совету, стала пить вместо красного вина. Прибор
сюда и свежую бутылку д'икему! - добавила она лакею.
Камер-юнкер, сев за стол, расстегнул свой блестящий кокон, причем
оказалось, что под мундиром на нем был надет безукоризненной чистоты из
толстого английского пике белый ж
обер-полицеймейстеру прочесть составленный камер-юнкером акт, прочитав
который обер-полицеймейстер грустно улыбнулся и проговорил:
- Это новое еще будет обвинение на полицию?
- Новое, - подтвердил управляющий и ушел в кабинет князя, где оставался
весьма продолжительное время.
Для уяснения хода событий надобно сказать, что добрый и старый
генерал-губернатор отчасти по болезни своей, а еще более того по крайней
распущенности, которую он допустил в отношении служебного персонала своего,
предполагался в Петербурге, как говорится, к сломке, что очень хорошо знали
ближайшие его подчиненные и поэтому постоянно имели печальный и грустный
вид.
Выйдя из кабинета, управляющий снова отнесся к обер-полицеймейстеру:
- Князь поручил вам поручика, сделавшего извет, арестовать при одном из
частных домов, а требование московской полиции об отправке к ней дела
Тулузова, как незаконное, предлагает вам прекратить.
- Да черт с ним, с этим делом! Я и не знал даже о существовании такого
требования, - проговорил обер-полицеймейстер и уехал исполнять полученные им
приказания.
Таким образом, пьяный поручик, рывший для другого яму, сам прежде попал
в оную и прямо из дома генерал-губернатора был отведен в одну из частей, где
его поместили довольно удобно в особой комнате и с матрацем на кровати.
- Благодарю, благодарю! - говорил при этом поручик. - Я знал это прежде
и рад тому... По крайней мере, мне здесь тепло, и кормить меня будут...
Накормить его, конечно, накормили, но поручику хотелось бы водочки или,
по крайней мере, пивца выпить, но ни того, ни другого достать ему было
неоткуда, несмотря на видимое сочувствие будочников, которые совершенно
понимали такое его желание, и бедный поручик приготовлялся было снять с себя
сапоги и послать их заложить в кабак, чтобы выручить на них хоть косушку; но
в часть заехал, прямо от генерал-губернатора и не успев еще с себя снять
своего блестящего мундира, невзрачный камер-юнкер. Узнав о страданиях
поручика, он дал от себя старшему бутарю пять рублей с приказанием, чтобы
тот покупал для арестанта каждый день понемногу водки и вообще не давал бы
ему очень скучать своим положением. Сколько обрадовались поручик и бутари
сей манне, спавшей на них с небес, описать невозможно, и к вечеру же как сам
узник, так и два стража его были мертвецки пьяны.
Из частного дома камер-юнкер все в том же своем красивом мундире поехал
к Екатерине Петровне. Он с умыслом хотел ей показаться в придворной форме,
дабы еще более привязать ее сердце к себе, и придуманный им способ, кажется,
ему до некоторой степени удался, потому что Екатерина Петровна, только что
севшая в это время за обед, увидав его, воскликнула:
- Боже мой, что это такое?.. Какой вы сегодня интересный, и откуда это
вы?
- Прямо со службы и привез вам новость, - отвечал, целуя ее руку,
камер-юнкер.
- Но, прежде чем рассказывать вашу новость, извольте садиться обедать,
хотя обед у меня скромный, вдовий; но любимое, впрочем, вами шато-д'икем
есть. Я сама его, по вашему совету, стала пить вместо красного вина. Прибор
сюда и свежую бутылку д'икему! - добавила она лакею.
Камер-юнкер, сев за стол, расстегнул свой блестящий кокон, причем
оказалось, что под мундиром на нем был надет безукоризненной чистоты из
толстого английского пике белый ж