приемной жандарму, чтобы
тот не выпускал сего просителя, проворно пошел по лестнице наверх, виляя
своим раззолоченным задом.
Шел камер-юнкер собственно в канцелярию для совещаний с управляющим
оной и застал также у него одного молодого адъютанта, весьма любимого
князем. Когда он им рассказал свой разговор с поручиком, то управляющий на
это промолчал, но адъютант засмеялся и, воскликнув: "Что за вздор такой!",
побежал посмотреть на поручика, после чего, возвратясь, еще более смеялся и
говорил:
- Это какой-то совсем пьяный... Он и со мной полез было целоваться и
кричит: "Вы военный, и я военный!".
- Но как же, однако, с ним быть?.. Докладывать мне об этом князю или
нет?
- Конечно, нет! - воскликнул адъютант, думавший, что князь по-прежнему
расположен к Тулузову, но управляющий, все время глядевший в развернутую
перед ним какую-то министерскую бумагу, сказал камер-юнкеру:
- Я полагаю, вам следует взять от поручика письменное заявление о том,
что он вам говорил.
- Я и то уже сказал прочим просителям: "Прошу прислушать, господа!" -
объяснил камер-юнкер.
- Тогда потрудитесь все это оформить и составьте на законном основании
постановление! - посоветовал ему управляющий.
Камер-юнкер поспешил сойти вниз и в какие-нибудь четверть часа сделал
все нужное. Возвратясь к управляющему с бумагой, он спросил его:
- Вы доложите князю или я?
- Я-с, - отвечал управляющий, несколько ревнивый в этих случаях и
старавшийся обо всем всегда докладывать князю сам. Просмотрев составленную
камер-юнкером бумагу, он встал с своего кресла, и здесь следовало бы описать
его наружность, но, ей-богу, во всей фигуре управляющего не было ничего
особенного, и он отчасти походил на сенаторского правителя Звездкина, так
как подобно тому происходил из духовного звания, с таким лишь различием, что
тот был петербуржец, а сей правитель дел - москвич и, в силу московских
обычаев, хотя и был выбрит, но не совсем чисто; бакенбарды имел далеко не
так тщательно расчесанные, какими они были у Звездкина; об ленте сей
правитель дел, кажется, еще и не помышлял и имел только Владимира на шее,
который он носил не на белье, а на атласном жилете, доверху застегнутом.
Захватив с собою постановление камер-юнкера, также и министерскую бумагу,
управляющий пошел, причем начал ступать ногами как-то вкривь и вкось.
Словом, обнаружил в себе мужчину нескладного и неотесанного, но при всем том
имел вид умный. Направился первоначально управляющий в залу, где, увидя
приехавшего с обычным докладом обер-полицеймейстера, начал ему что-то такое
шептать, в ответ на что обер-полицеймейстер, пожимая плечами, украшенными
густыми генеральскими эполетами, произнес не без смущения:
- Это бог знает что такое!..
- Да, - подтвердил и управляющий, - ни один еще министр, как нынешний,
не позволял себе писать такие бумаги князю!.. Смотрите, - присовокупил он,
показывая на несколько строчек министерской бумаги, в которых значилось:
"Находя требование московской полиции о высылке к ее производству дела о
господине Тулузове совершенно незаконным, я вместе с сим предложил местному
губернатору не передавать сказанного дела в Москву и производить оное во
вверенной ему губернии".
- По этой бумаге вы и идете докладывать? - спросил невеселым голосом
обер-полицеймейстер.
- По этой и вот еще по
тот не выпускал сего просителя, проворно пошел по лестнице наверх, виляя
своим раззолоченным задом.
Шел камер-юнкер собственно в канцелярию для совещаний с управляющим
оной и застал также у него одного молодого адъютанта, весьма любимого
князем. Когда он им рассказал свой разговор с поручиком, то управляющий на
это промолчал, но адъютант засмеялся и, воскликнув: "Что за вздор такой!",
побежал посмотреть на поручика, после чего, возвратясь, еще более смеялся и
говорил:
- Это какой-то совсем пьяный... Он и со мной полез было целоваться и
кричит: "Вы военный, и я военный!".
- Но как же, однако, с ним быть?.. Докладывать мне об этом князю или
нет?
- Конечно, нет! - воскликнул адъютант, думавший, что князь по-прежнему
расположен к Тулузову, но управляющий, все время глядевший в развернутую
перед ним какую-то министерскую бумагу, сказал камер-юнкеру:
- Я полагаю, вам следует взять от поручика письменное заявление о том,
что он вам говорил.
- Я и то уже сказал прочим просителям: "Прошу прислушать, господа!" -
объяснил камер-юнкер.
- Тогда потрудитесь все это оформить и составьте на законном основании
постановление! - посоветовал ему управляющий.
Камер-юнкер поспешил сойти вниз и в какие-нибудь четверть часа сделал
все нужное. Возвратясь к управляющему с бумагой, он спросил его:
- Вы доложите князю или я?
- Я-с, - отвечал управляющий, несколько ревнивый в этих случаях и
старавшийся обо всем всегда докладывать князю сам. Просмотрев составленную
камер-юнкером бумагу, он встал с своего кресла, и здесь следовало бы описать
его наружность, но, ей-богу, во всей фигуре управляющего не было ничего
особенного, и он отчасти походил на сенаторского правителя Звездкина, так
как подобно тому происходил из духовного звания, с таким лишь различием, что
тот был петербуржец, а сей правитель дел - москвич и, в силу московских
обычаев, хотя и был выбрит, но не совсем чисто; бакенбарды имел далеко не
так тщательно расчесанные, какими они были у Звездкина; об ленте сей
правитель дел, кажется, еще и не помышлял и имел только Владимира на шее,
который он носил не на белье, а на атласном жилете, доверху застегнутом.
Захватив с собою постановление камер-юнкера, также и министерскую бумагу,
управляющий пошел, причем начал ступать ногами как-то вкривь и вкось.
Словом, обнаружил в себе мужчину нескладного и неотесанного, но при всем том
имел вид умный. Направился первоначально управляющий в залу, где, увидя
приехавшего с обычным докладом обер-полицеймейстера, начал ему что-то такое
шептать, в ответ на что обер-полицеймейстер, пожимая плечами, украшенными
густыми генеральскими эполетами, произнес не без смущения:
- Это бог знает что такое!..
- Да, - подтвердил и управляющий, - ни один еще министр, как нынешний,
не позволял себе писать такие бумаги князю!.. Смотрите, - присовокупил он,
показывая на несколько строчек министерской бумаги, в которых значилось:
"Находя требование московской полиции о высылке к ее производству дела о
господине Тулузове совершенно незаконным, я вместе с сим предложил местному
губернатору не передавать сказанного дела в Москву и производить оное во
вверенной ему губернии".
- По этой бумаге вы и идете докладывать? - спросил невеселым голосом
обер-полицеймейстер.
- По этой и вот еще по