Масоны


ных домах.
Тулузов, кажется, вовсе не ожидал услышать такое решение со стороны
жены.
- Но, Катерина Петровна, - произнес он почти жалобным голосом, - это
будет новый скандал, за который меня и вас опять обвинят.
- Скандалов я не боюсь, - возразила она по-прежнему злобно-насмешливым
тоном, - я столько их имела в жизни, как и вы, я думаю, тоже!..
- У меня не было в жизни скандалов, - имел наглость сказать Тулузов,
так что Екатерина Петровна не удержалась и презрительно засмеялась при этом.
- Но главное, - продолжал он, - какой мы предлог изберем для нашего
разъезда? Если бы произошло это тотчас же за последним несчастным случаем,
так это показалось бы понятным, но теперь, по прошествии месяца...
- Время тут ничего не значит! - перебила его Екатерина Петровна. -
Сначала я была ошеломлена, не поняла хорошо; но теперь я вижу, какую вы
ловушку устроили для меня вашим неосторожным поступком.
- Я в этом поступке моем прошу у вас прощения, - попробовал было еще
раз умилостивить жену Тулузов.
- А я вас не прощаю и не извиняю, - ответила та ему, - и скажу прямо:
если вам не угодно будет дать сегодня же бумагу, которую я требую от вас, то
я еду к генерал-губернатору и расскажу ему всю мою жизнь с вами, - как вы
развращали первого моего мужа и подставляли ему любовниц, как потом женились
на мне и прибрали к себе в руки весь капитал покойного отца, и, наконец,
передам ему те подозрения, которые имеет на вас Марфин и по которым подан на
вас донос.
Тулузов делал неимоверные усилия над собою, чтобы скрыть свой почти
ужас и проговорить:
- Ничего вам не придется этого делать. Я дам желаемую вами бумагу и
хотел бы только, чтобы мы расстались по-дружески, а не врагами...
- Это я могу вам обещать, - отвечала насмешливо Екатерина Петровна, -
и, с своей стороны, тоже прошу вас, чтобы вы меня после того ничем не
тревожили, не посещали никогда и денег от меня больше не требовали.
- Извольте-с! - сказал Тулузов, слегка пожав плечами. - За этим вам
собственно и угодно было позвать меня?
- За этим, - подтвердила Екатерина Петровна.
Тулузов поклонился ей и ушел, а вечером прислал ей вид на отдельное от
него житье.
Пока все это происходило, Егор Егорыч возвратился с Сверстовым в
Москву. Первое, о чем спросила его Сусанна Николаевна, это - о здоровье
Пьера Углакова.
- Совершенно поправляется и скоро приедет в Москву, - отвечал Егор
Егорыч.
Сусанна Николаевна, услышав это, одновременно обрадовалась и обмерла от
страха, и когда потом возник вопрос о времени отправления Лябьевых в
назначенное им место жительства, то она, с своей стороны, подала голос за
скорейший отъезд их, потому что там они будут жить все-таки на свежем
воздухе, а не в тюрьме. Под влиянием ее мнения, Егор Егорыч стал хлопотать
об этом через старика Углакова, и тут же его обеспокоил вопрос, чем Лябьевы
будут жить на поселении? Он сказал об этом первоначально Сусанне Николаевне,
та спросила о том сестру и после разговора с ней объявила Егору Егорычу:
- Вообрази, у них есть средства! Помнишь ту подмосковную, которую
мамаша так настоятельно хотела отдать Музе? Она у них сохранилась. Лябьев,
проиграв все свое состояние, никак не хотел продать этого имения и даже
выкупил его, а кроме того, если мы отдадим ту часть, которая досталась мне
после мамаши, они б