вам приготовил еще новую радость: участь Лябьева смягчена
государем; он назначен только ко временной ссылке в Тобольскую губернию.
- Благодетель вы человечества! - воскликнул Егор Егорыч и бросился
обнимать Сергея Степаныча с такой быстротой, что если бы тот не поспешил
наклониться, то Егор Егорыч, по своей малорослости, обнял бы его живот, а не
грудь.
Нетерпение моих спутников возвратиться поскорее в Москву так было
велико, что они, не медля ни минуты, отправились в обратный путь и были оба
исполнены несказанного удовольствия: Сверстов от мысли, что ему больше не
будет надобности являться к сильным мира сего, а Егор Егорыч предвкушал
радостное свидание с Сусанной Николаевной и Лябьевыми. Что касается дела
Тулузова, оставшегося в не решенном еще положении, то оно много не заботило
Егора Егорыча: по бесконечной доброте своей он больше любил вершить дела
добрые и милостивые, а не карательные.
XIII
Дамы, обозначенные мизерным камер-юнкером под буквами Н., Р. и Ч.,
которых Тулузов, равно как и супругу свою, прикрываясь полицией, застал
среди их невинных развлечений, подняли против него целый поход и стали
частью сами, а частью через родных своих и знакомых доводить до сведения
генерал-губернатора, что нельзя же дозволять разным полудиким мужьям и
полупьяным полицейским чиновникам являться на совершенно неполитические
сборища и только что не палками разгонять общество, принадлежавшее к лучшему
московскому кругу. Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел
наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что
обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от
генерал-губернатора, вызвал к себе полицеймейстера, в районе которого
случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и в конце концов
обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со стороны
начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию
проделку предложил подать в отставку; но важеватый друг актеров, однако,
вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора, встал перед ним на
колени, расплакался и повторял только: "Ваше сиятельство! Я полагал, что это
Евин клуб; за Евин клуб, ваше сиятельство, я счел это... Конечно, ваше
сиятельство, это была ошибка моя, но ошибка невинная!" Маститый властитель,
поверив, что это в самом деле была невинная ошибка со стороны частного
пристава, позволил ему остаться на службе, строго наказав ему, чтобы впредь
подобных ошибок он не делал.
Вскоре после того к генерал-губернатору явился Тулузов и, вероятно,
предуведомленный частным приставом, начал было говорить об этом столь
близком ему деле, но властитель отклонил даже разговор об этом и выразился
таким образом: "Les chevaliers aux temps les plus barbares faisaient mourir
leurs femmes, pousses par la jalousie, mais ne les deshonoraient jamais en
public!"* Тулузов не вполне, конечно, понял эту фразу, но зато совершенно
уразумел, что генерал-губернатор недоволен им за его поступок с Екатериной
Петровной. Но этим начавшаяся над ним невзгода еще не окончилась... здесь,
впрочем, я должен вернуться несколько назад.
______________
* "Рыцари в самые варварские времена, побуждаемые ревностью, убивали
своих жен, но никогда не затрагивали их чести п
государем; он назначен только ко временной ссылке в Тобольскую губернию.
- Благодетель вы человечества! - воскликнул Егор Егорыч и бросился
обнимать Сергея Степаныча с такой быстротой, что если бы тот не поспешил
наклониться, то Егор Егорыч, по своей малорослости, обнял бы его живот, а не
грудь.
Нетерпение моих спутников возвратиться поскорее в Москву так было
велико, что они, не медля ни минуты, отправились в обратный путь и были оба
исполнены несказанного удовольствия: Сверстов от мысли, что ему больше не
будет надобности являться к сильным мира сего, а Егор Егорыч предвкушал
радостное свидание с Сусанной Николаевной и Лябьевыми. Что касается дела
Тулузова, оставшегося в не решенном еще положении, то оно много не заботило
Егора Егорыча: по бесконечной доброте своей он больше любил вершить дела
добрые и милостивые, а не карательные.
XIII
Дамы, обозначенные мизерным камер-юнкером под буквами Н., Р. и Ч.,
которых Тулузов, равно как и супругу свою, прикрываясь полицией, застал
среди их невинных развлечений, подняли против него целый поход и стали
частью сами, а частью через родных своих и знакомых доводить до сведения
генерал-губернатора, что нельзя же дозволять разным полудиким мужьям и
полупьяным полицейским чиновникам являться на совершенно неполитические
сборища и только что не палками разгонять общество, принадлежавшее к лучшему
московскому кругу. Добрый властитель Москвы по поводу таких толков имел
наконец серьезное объяснение с обер-полицеймейстером; причем оказалось, что
обер-полицеймейстер совершенно не знал ничего этого и, возвратясь от
генерал-губернатора, вызвал к себе полицеймейстера, в районе которого
случилось это событие, но тот также ничего не ведал, и в конце концов
обнаружилось, что все это устроил без всякого предписания со стороны
начальства толстенький частный пристав, которому обер-полицеймейстер за сию
проделку предложил подать в отставку; но важеватый друг актеров, однако,
вывернулся: он как-то долез до генерал-губернатора, встал перед ним на
колени, расплакался и повторял только: "Ваше сиятельство! Я полагал, что это
Евин клуб; за Евин клуб, ваше сиятельство, я счел это... Конечно, ваше
сиятельство, это была ошибка моя, но ошибка невинная!" Маститый властитель,
поверив, что это в самом деле была невинная ошибка со стороны частного
пристава, позволил ему остаться на службе, строго наказав ему, чтобы впредь
подобных ошибок он не делал.
Вскоре после того к генерал-губернатору явился Тулузов и, вероятно,
предуведомленный частным приставом, начал было говорить об этом столь
близком ему деле, но властитель отклонил даже разговор об этом и выразился
таким образом: "Les chevaliers aux temps les plus barbares faisaient mourir
leurs femmes, pousses par la jalousie, mais ne les deshonoraient jamais en
public!"* Тулузов не вполне, конечно, понял эту фразу, но зато совершенно
уразумел, что генерал-губернатор недоволен им за его поступок с Екатериной
Петровной. Но этим начавшаяся над ним невзгода еще не окончилась... здесь,
впрочем, я должен вернуться несколько назад.
______________
* "Рыцари в самые варварские времена, побуждаемые ревностью, убивали
своих жен, но никогда не затрагивали их чести п