- проговорил частный пристав.
- И я просил бы вас, Иринарх Максимыч, - назвал Тулузов уже по имени
частного пристава, - позволить мне быть при этом допросе.
По лицу частного пристава пробежал как бы маленький конфуз.
- По закону этого, ваше превосходительство, нельзя, - сказал он, - но,
желая вам угодить, я готов это исполнить... Наша проклятая служба такова:
если где не довернулся, начальство бьет, а довернулся, господа московские
жители обижаются.
- Ну, это дураки какие-нибудь! - произнес, вставая, Тулузов. - Я не
замедлю вам представить объяснение.
- Бога ради; мы уже подтверждение по этому делу получили! - воскликнул
жалобным тоном частный пристав.
- Не замедлю-с, - повторил Тулузов и действительно не замедлил: через
два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим
Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые
действительно оказались все людьми пожилыми и по платью своему имели
довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший
из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за
тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым,
сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он
целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и
проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень
опытный в даче всякого рода свидетельских показаний, держал себя с некоторым
апломбом; но жалчее обоих своих товарищей был по своей наружности отставной
поручик. Он являл собою как бы ходячую водянку, которая, кажется, каждую
минуту была готова брызнуть из-под его кожи; ради сокрытия того, что глаза
поручика еще с раннего утра были налиты водкой, Савелий Власьев надел на
него очки. Когда все сии свидетели поставлены были на должные им места, в
камеру вошел заштатный священник и отобрал от свидетелей клятвенное
обещание, внушительно прочитав им слова, что они ни ради дружбы, ни
свойства, ни ради каких-либо выгод не будут утаивать и покажут сущую о всем
правду. Во время отобрания присяги как сами свидетели, так равно и частный
пристав вместе с Тулузовым и Савелием Власьевым имели, как водится,
несколько печальные лица. Опрос потом начался с отставного поручика.
- Вы знали родителя господина Тулузова? - спросил его частный пристав.
- Знал! - нетвердо выговорил поручик. - У нас в бригаде был тоже
Тулузов...
- Это к делу нейдет! - остановил его частный пристав.
- Пожалуй, что и нейдет!.. Позвольте мне сесть: у меня ноги болят!..
- Сделайте милость! - разрешил ему пристав.
Савелий Власьев поспешил пододвинуть поручику стул, на который тот и
опустился.
- Я раненый... и ниоткуда никакого вспомоществования не имею... -
бормотал, пожимая плечами, поручик.
- Но подтверждаете ли вы, что знали отца господина Тулузова? - повторил
ему пристав.
- Утверждаю! - воскликнул громко, как бы воспрянув на мгновение,
поручик.
- Тогда подпишитесь вот к этой бумаге! - сказал ему ласковым голосом
пристав.
Поручик встал на ноги и долго-долго смотрел на бумагу, но вряд ли
что-нибудь прочел в ней, и затем кривым почерком подмахнул: такой-то.
- Могу я теперь уйти? - спросил он.
- Можете, - разрешил ему частный.
Поручик пошел шат
- И я просил бы вас, Иринарх Максимыч, - назвал Тулузов уже по имени
частного пристава, - позволить мне быть при этом допросе.
По лицу частного пристава пробежал как бы маленький конфуз.
- По закону этого, ваше превосходительство, нельзя, - сказал он, - но,
желая вам угодить, я готов это исполнить... Наша проклятая служба такова:
если где не довернулся, начальство бьет, а довернулся, господа московские
жители обижаются.
- Ну, это дураки какие-нибудь! - произнес, вставая, Тулузов. - Я не
замедлю вам представить объяснение.
- Бога ради; мы уже подтверждение по этому делу получили! - воскликнул
жалобным тоном частный пристав.
- Не замедлю-с, - повторил Тулузов и действительно не замедлил: через
два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим
Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые
действительно оказались все людьми пожилыми и по платью своему имели
довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший
из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за
тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым,
сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он
целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и
проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень
опытный в даче всякого рода свидетельских показаний, держал себя с некоторым
апломбом; но жалчее обоих своих товарищей был по своей наружности отставной
поручик. Он являл собою как бы ходячую водянку, которая, кажется, каждую
минуту была готова брызнуть из-под его кожи; ради сокрытия того, что глаза
поручика еще с раннего утра были налиты водкой, Савелий Власьев надел на
него очки. Когда все сии свидетели поставлены были на должные им места, в
камеру вошел заштатный священник и отобрал от свидетелей клятвенное
обещание, внушительно прочитав им слова, что они ни ради дружбы, ни
свойства, ни ради каких-либо выгод не будут утаивать и покажут сущую о всем
правду. Во время отобрания присяги как сами свидетели, так равно и частный
пристав вместе с Тулузовым и Савелием Власьевым имели, как водится,
несколько печальные лица. Опрос потом начался с отставного поручика.
- Вы знали родителя господина Тулузова? - спросил его частный пристав.
- Знал! - нетвердо выговорил поручик. - У нас в бригаде был тоже
Тулузов...
- Это к делу нейдет! - остановил его частный пристав.
- Пожалуй, что и нейдет!.. Позвольте мне сесть: у меня ноги болят!..
- Сделайте милость! - разрешил ему пристав.
Савелий Власьев поспешил пододвинуть поручику стул, на который тот и
опустился.
- Я раненый... и ниоткуда никакого вспомоществования не имею... -
бормотал, пожимая плечами, поручик.
- Но подтверждаете ли вы, что знали отца господина Тулузова? - повторил
ему пристав.
- Утверждаю! - воскликнул громко, как бы воспрянув на мгновение,
поручик.
- Тогда подпишитесь вот к этой бумаге! - сказал ему ласковым голосом
пристав.
Поручик встал на ноги и долго-долго смотрел на бумагу, но вряд ли
что-нибудь прочел в ней, и затем кривым почерком подмахнул: такой-то.
- Могу я теперь уйти? - спросил он.
- Можете, - разрешил ему частный.
Поручик пошел шат