никаких дел.
- Зачем же и быть им? - отвечал, слегка усмехнувшись тонкими губами,
Савелий Власьев.
- Да... Но целовальники, вероятно, и вещи краденые принимают, -
продолжал Тулузов.
- Постоянно-с! - не потаил Савелий Власьев.
- А полиция что же?
- Полиции какое дело, когда жалоб нет, и от нас она получает, что ей
следует.
- Кроме ворованных вещей, я убежден, что в кабаках опиваются часто и
убийства, может быть, даже совершаются? - допытывался Василий Иваныч.
- Конечно, не без греха-с! - объяснил Савелий Власьев.
- И как же вы тут вывертываетесь?
- Что ж?.. Поманеньку вывертываемся... Разве трудно вывезти человека из
кабака куда-нибудь подальше?.. Слава богу, пустырей около Москвы много.
- Вывезти, ты говоришь!.. Но в кабаке могут быть свидетели и видеть все
это.
- Какие там свидетели?.. Спьяну-то другой и не видит, что вокруг его
происходит, а которые потрезвей, так испугаются и разбегутся. Вон, не то что
в кабаке, а в господском доме, на вечере, князя одного убили.
- Ты разве слышал это?
- Слышал-с!.. Мне тутошный квартальный надзиратель все как есть
рассказал.
- Однако тот господин, который убил князя, - я его знаю: он из нашей
губернии, - некто Лябьев, в тюрьме теперь сидит.
- Вольно ж ему было вовремя не позамаслить полиции... Вон хозяина, у
кого это произошло, небось, не посадили.
- Да того за что же сажать?
- За то, что-с, как рассказывал мне квартальный, у них дело происходило
так: князь проигрался оченно сильно, они ему и говорят: "Заплати деньги!" -
"Денег, говорит, у меня нет!" - "Как, говорит, нет?" - Хозяин уж это,
значит, вступился и, сцапав гостя за шиворот, стал его душить... Почесть что
насмерть! Тот однакоче от него выцарапался да и закричал: "Вы мошенники, вы
меня обыграли наверняка!". Тогда вот уж этот-то барин - как его? Лябьев, что
ли? - и пустил в него подсвечником.
- Вздор это! - отвергнул настойчиво Тулузов. - Князя бил и убил один
Лябьев, который всегда был негодяй и картежник... Впрочем, черт с ними! Мы
должны думать о наших делах... Ты говоришь, что если бы что и произошло в
кабаке, так бывшие тут разбегутся; но этого мало... Ты сам видишь, какие
строгости нынче пошли насчет этого... Надобно, чтобы у нас были заранее
готовые люди, которые бы показали все, что мы им скажем. Полагаю, что таких
людей у тебя еще нет под рукой?
- Никак нет! - отвечал Савелий Власьев.
- Но приискать ты их можешь?
Савелий Власьев несколько мгновений соображал.
- Приискать, отчего же не приискать? Только осмелюсь вам доложить, как
же мы их будем держать? На жалованьи? - произнес Савелий Власьев, кажется,
находивший такую меру совершенно излишнею.
- На жалованьи, конечно, и пусть в кабаках даром пьют, сколько им
угодно... Главное, не медли и на днях же приищи их!
- Слушаю-с! - отвечал покорно Савелий Власьев.
Он видел барина в таком беспокойном состоянии только один раз, когда
тот распоряжался рассылкой целовальников для закупки хлеба, и потому
употребил все старание, чтобы как можно скорее исполнить данное ему
поручение. Однако прошло дня четыре, в продолжение которых Тулузов вымещал
свое нетерпение и гнев на всем и на всех: он выпорол на конюшне повара за
то, что тот напился пьян, сослал совсем в деревню своего камердинера с
предписанием употребить его н
- Зачем же и быть им? - отвечал, слегка усмехнувшись тонкими губами,
Савелий Власьев.
- Да... Но целовальники, вероятно, и вещи краденые принимают, -
продолжал Тулузов.
- Постоянно-с! - не потаил Савелий Власьев.
- А полиция что же?
- Полиции какое дело, когда жалоб нет, и от нас она получает, что ей
следует.
- Кроме ворованных вещей, я убежден, что в кабаках опиваются часто и
убийства, может быть, даже совершаются? - допытывался Василий Иваныч.
- Конечно, не без греха-с! - объяснил Савелий Власьев.
- И как же вы тут вывертываетесь?
- Что ж?.. Поманеньку вывертываемся... Разве трудно вывезти человека из
кабака куда-нибудь подальше?.. Слава богу, пустырей около Москвы много.
- Вывезти, ты говоришь!.. Но в кабаке могут быть свидетели и видеть все
это.
- Какие там свидетели?.. Спьяну-то другой и не видит, что вокруг его
происходит, а которые потрезвей, так испугаются и разбегутся. Вон, не то что
в кабаке, а в господском доме, на вечере, князя одного убили.
- Ты разве слышал это?
- Слышал-с!.. Мне тутошный квартальный надзиратель все как есть
рассказал.
- Однако тот господин, который убил князя, - я его знаю: он из нашей
губернии, - некто Лябьев, в тюрьме теперь сидит.
- Вольно ж ему было вовремя не позамаслить полиции... Вон хозяина, у
кого это произошло, небось, не посадили.
- Да того за что же сажать?
- За то, что-с, как рассказывал мне квартальный, у них дело происходило
так: князь проигрался оченно сильно, они ему и говорят: "Заплати деньги!" -
"Денег, говорит, у меня нет!" - "Как, говорит, нет?" - Хозяин уж это,
значит, вступился и, сцапав гостя за шиворот, стал его душить... Почесть что
насмерть! Тот однакоче от него выцарапался да и закричал: "Вы мошенники, вы
меня обыграли наверняка!". Тогда вот уж этот-то барин - как его? Лябьев, что
ли? - и пустил в него подсвечником.
- Вздор это! - отвергнул настойчиво Тулузов. - Князя бил и убил один
Лябьев, который всегда был негодяй и картежник... Впрочем, черт с ними! Мы
должны думать о наших делах... Ты говоришь, что если бы что и произошло в
кабаке, так бывшие тут разбегутся; но этого мало... Ты сам видишь, какие
строгости нынче пошли насчет этого... Надобно, чтобы у нас были заранее
готовые люди, которые бы показали все, что мы им скажем. Полагаю, что таких
людей у тебя еще нет под рукой?
- Никак нет! - отвечал Савелий Власьев.
- Но приискать ты их можешь?
Савелий Власьев несколько мгновений соображал.
- Приискать, отчего же не приискать? Только осмелюсь вам доложить, как
же мы их будем держать? На жалованьи? - произнес Савелий Власьев, кажется,
находивший такую меру совершенно излишнею.
- На жалованьи, конечно, и пусть в кабаках даром пьют, сколько им
угодно... Главное, не медли и на днях же приищи их!
- Слушаю-с! - отвечал покорно Савелий Власьев.
Он видел барина в таком беспокойном состоянии только один раз, когда
тот распоряжался рассылкой целовальников для закупки хлеба, и потому
употребил все старание, чтобы как можно скорее исполнить данное ему
поручение. Однако прошло дня четыре, в продолжение которых Тулузов вымещал
свое нетерпение и гнев на всем и на всех: он выпорол на конюшне повара за
то, что тот напился пьян, сослал совсем в деревню своего камердинера с
предписанием употребить его н