е он дает им силы выдерживать их. Ступай к сестре и ни на
минуту не оставляй ее: в своей безумной печали она, пожалуй, сделает
что-нибудь с собой!
- Я все время буду при ней, - проговорила Сусанна Николаевна покорно и
оставила Егора Егорыча, который затем предался умному деланию, причем вдруг
пред его умственным взором, как сам он потом рассказал Сусанне Николаевне,
нарисовалась тихая деревенская картина с небольшой хижиной, около которой
сидели Муза Николаевна и Лябьев, а также вдали виднелся хоть и бледный
довольно, но все-таки узнаваемый образ Валерьяна Ченцова. Они не были с
столь измученными и истерзанными лицами, какими он привык их видеть. Егор
Егорыч поспешил ущипнуть себя, ради убеждения, что не спит; но видение еще
продолжалось, так что он встал со стула. Тогда все исчезло, и Егор Егорыч
стал видеть перед собой окно, диван и постель, и затем, начав усердно
молиться, провел в том всю ночь до рассвета. В следующие затем дни к
Марфиным многие приезжали, а в том числе и m-me Тулузова; но они никого не
принимали, за исключением одного Углакова, привезшего Егору Егорычу письмо
от отца, в котором тот, извиняясь, что по болезни сам не может навестить
друга, убедительно просил Марфина взять к себе сына в качестве ординарца для
исполнения поручений по разным хлопотам, могущим встретиться при настоящем
их семейном горе. Егор Егорыч, не переговорив предварительно с Сусанной
Николаевной, разрешил юному Углакову остаться у него. Тот, в восторге от
такого позволения, уселся в маленькой зале Марфиных навытяжку, как бы в
самом деле был ординарцем Марфина, и просидел тут, ничего не делая, два дня,
уезжая только куда-то на короткое время. На третий день наконец в нем
случилась надобность: Сусанна Николаевна, сойдя вниз к Егору Егорычу с
мезонина, где безотлучно пребывала около сестры, сказала ему, что Муза очень
желает повидаться с мужем и что нельзя ли как-нибудь устроить это свидание.
- Там сидит у нас молодой Углаков, попроси его ко мне! - проговорил на
это Егор Егорыч, к которому monsieur Pierre, приезжая, всегда являлся и
рапортовал, что он на своем посту.
Сусанна Николаевна была крайне удивлена: она никак не ожидала, что
Углаков у них; но как бы то ни было, хоть и сконфуженная несколько, вышла к
нему.
- Давно ли вы у нас? - спросила она его невольно.
- Третий день! - отвечал он, вскочив со стула.
- Как третий день? - опять невольно спросила Сусанна Николаевна.
- Меня отец прислал к Егору Егорычу, что не буду ли я нужен ему, -
объяснил Углаков.
Сусанна Николаевна, конечно, поняла, что это дело не отца, а самого
Пьера, а потому, вспыхнув до ушей, попросила только Углакова войти к Егору
Егорычу, а сама и не вошла даже вместе с ним.
- Милый юноша, - сказал Егор Егорыч Пьеру, - несчастная Лябьева желает
повидаться с мужем... Я сижу совсем больной... Не можете ли вы,
посоветовавшись с отцом, выхлопотать на это разрешение?
- Выхлопочу! - отвечал Углаков и, не заезжая к отцу, отправился в дом
генерал-губернатора, куда приехав, он в приемной для просителей комнате
объяснил на французском языке дежурному адъютанту причину своего прибытия.
Тот, без всякого предварительного доклада, провел его в кабинет
генерал-губернатора, где опять-таки на безукоризненном французском языке
начался между молодыми офицера
минуту не оставляй ее: в своей безумной печали она, пожалуй, сделает
что-нибудь с собой!
- Я все время буду при ней, - проговорила Сусанна Николаевна покорно и
оставила Егора Егорыча, который затем предался умному деланию, причем вдруг
пред его умственным взором, как сам он потом рассказал Сусанне Николаевне,
нарисовалась тихая деревенская картина с небольшой хижиной, около которой
сидели Муза Николаевна и Лябьев, а также вдали виднелся хоть и бледный
довольно, но все-таки узнаваемый образ Валерьяна Ченцова. Они не были с
столь измученными и истерзанными лицами, какими он привык их видеть. Егор
Егорыч поспешил ущипнуть себя, ради убеждения, что не спит; но видение еще
продолжалось, так что он встал со стула. Тогда все исчезло, и Егор Егорыч
стал видеть перед собой окно, диван и постель, и затем, начав усердно
молиться, провел в том всю ночь до рассвета. В следующие затем дни к
Марфиным многие приезжали, а в том числе и m-me Тулузова; но они никого не
принимали, за исключением одного Углакова, привезшего Егору Егорычу письмо
от отца, в котором тот, извиняясь, что по болезни сам не может навестить
друга, убедительно просил Марфина взять к себе сына в качестве ординарца для
исполнения поручений по разным хлопотам, могущим встретиться при настоящем
их семейном горе. Егор Егорыч, не переговорив предварительно с Сусанной
Николаевной, разрешил юному Углакову остаться у него. Тот, в восторге от
такого позволения, уселся в маленькой зале Марфиных навытяжку, как бы в
самом деле был ординарцем Марфина, и просидел тут, ничего не делая, два дня,
уезжая только куда-то на короткое время. На третий день наконец в нем
случилась надобность: Сусанна Николаевна, сойдя вниз к Егору Егорычу с
мезонина, где безотлучно пребывала около сестры, сказала ему, что Муза очень
желает повидаться с мужем и что нельзя ли как-нибудь устроить это свидание.
- Там сидит у нас молодой Углаков, попроси его ко мне! - проговорил на
это Егор Егорыч, к которому monsieur Pierre, приезжая, всегда являлся и
рапортовал, что он на своем посту.
Сусанна Николаевна была крайне удивлена: она никак не ожидала, что
Углаков у них; но как бы то ни было, хоть и сконфуженная несколько, вышла к
нему.
- Давно ли вы у нас? - спросила она его невольно.
- Третий день! - отвечал он, вскочив со стула.
- Как третий день? - опять невольно спросила Сусанна Николаевна.
- Меня отец прислал к Егору Егорычу, что не буду ли я нужен ему, -
объяснил Углаков.
Сусанна Николаевна, конечно, поняла, что это дело не отца, а самого
Пьера, а потому, вспыхнув до ушей, попросила только Углакова войти к Егору
Егорычу, а сама и не вошла даже вместе с ним.
- Милый юноша, - сказал Егор Егорыч Пьеру, - несчастная Лябьева желает
повидаться с мужем... Я сижу совсем больной... Не можете ли вы,
посоветовавшись с отцом, выхлопотать на это разрешение?
- Выхлопочу! - отвечал Углаков и, не заезжая к отцу, отправился в дом
генерал-губернатора, куда приехав, он в приемной для просителей комнате
объяснил на французском языке дежурному адъютанту причину своего прибытия.
Тот, без всякого предварительного доклада, провел его в кабинет
генерал-губернатора, где опять-таки на безукоризненном французском языке
начался между молодыми офицера