ньги в сборе?
- Нет, некоторая часть еще не поступила.
На губах Тулузова явно пробежала насмешливая улыбка.
- Я-с готов сделать пожертвование, - стал он громко отвечать
председателю так, чтобы слышали его прочие члены комитета, - и пожертвование
не маленькое, а именно: в триста тысяч рублей.
При этом как членов комитета, так и откупщиков словно взрывом каким
ошеломило. Председатель хотел было немедля же от себя и от всего комитета
выразить Василию Иванычу великую благодарность, но тот легким движением руки
остановил его и снова продолжал свою речь:
- Я теперь собственно потому опоздал, что был у генерал-губернатора,
которому тоже объяснил о моей готовности внести на спасение от голодной
смерти людей триста тысяч, а также и о том условии, которое бы я желал себе
выговорить: триста тысяч я вношу на покупку хлеба с тем лишь, что самолично
буду распоряжаться этими деньгами и при этом обязуюсь через две же недели в
Москве и других местах, где найду нужным, открыть хлебные амбары, в которых
буду продавать хлеб по ценам, не превышающим цен прежних неголодных годов.
- Но тозе какой хлеб вы будете продавать и где? - заметил один из
откупщиков с такими явными следами своего жидовского происхождения, что имел
даже пейсы, распространял от себя невыносимый запах чесноку и дзикал в своем
произношении до омерзения.
- Хлеб мой может всегда свидетельствовать полиция, а продавать его я
буду, где мне вздумается.
- Но отчего же вы не хотите ваше благодеяние совершить совместно с
нашим комитетом? - сказал как бы с некоторым удивлением председатель.
- Ваше превосходительство, - отвечал ему Тулузов почтительно, - к
несчастию, я знаю поговорку, что у семи нянек дитя без глазу.
- Но тогда зе ви будете продавать вас хлеб только где откупа васи, вот
сто вы зтанете делать! - произнес укоризненно еврей.
- Непременно-с там буду продавать и нигде больше! - едва удостоил его
ответом Тулузов.
- Но тогда зе весь народ пойдет в васи города!.. Сто зе ви сделаете с
другими откупсциками: вы всех нас зарезете! - почти уже кричал жид.
- Заведите и вы у себя дешевую продажу хлеба, тогда и у вас будет
народ! - отозвался с надменностью Тулузов.
- У нас зе нема денег для того! - продолжал кричать жид.
Но Тулузов, не желавший, по-видимому, тратить с ним больше слов,
повернулся к нему спиной и отнесся к председателю:
- Я, ваше превосходительство, теперь приехал не испрашивать разрешения
у комитета на мою операцию, которая мне уже разрешена генерал-губернатором,
а только, как приказал он мне, объявить вам об этом.
- Приму к сведению! - отозвался на это сухо председатель.
Тулузов после того раскланялся со всеми и уехал.
Все члены комитета, а еще более того откупщики остались очень
недовольными и смущенными: первые прямо из заседания отправились в
Английский клуб, где стали рассказывать, какую штуку позволил себе сыграть с
ними генерал-губернатор, и больше всех в этом случае протестовал князь
Индобский.
- Помилуйте, - говорил он, - этот наш европеец, генерал-губернатор,
помимо комитета входит в стачку с кабацким аферистом, который нагло является
к нам и объявляет, что он прокормит Москву, а не мы!
Между откупщиками, откупщик-еврей немалое еще время возглашал, пожимая
своими костлявыми плечами:
- Мы все зарезаны, зарезаны!
- Нет, некоторая часть еще не поступила.
На губах Тулузова явно пробежала насмешливая улыбка.
- Я-с готов сделать пожертвование, - стал он громко отвечать
председателю так, чтобы слышали его прочие члены комитета, - и пожертвование
не маленькое, а именно: в триста тысяч рублей.
При этом как членов комитета, так и откупщиков словно взрывом каким
ошеломило. Председатель хотел было немедля же от себя и от всего комитета
выразить Василию Иванычу великую благодарность, но тот легким движением руки
остановил его и снова продолжал свою речь:
- Я теперь собственно потому опоздал, что был у генерал-губернатора,
которому тоже объяснил о моей готовности внести на спасение от голодной
смерти людей триста тысяч, а также и о том условии, которое бы я желал себе
выговорить: триста тысяч я вношу на покупку хлеба с тем лишь, что самолично
буду распоряжаться этими деньгами и при этом обязуюсь через две же недели в
Москве и других местах, где найду нужным, открыть хлебные амбары, в которых
буду продавать хлеб по ценам, не превышающим цен прежних неголодных годов.
- Но тозе какой хлеб вы будете продавать и где? - заметил один из
откупщиков с такими явными следами своего жидовского происхождения, что имел
даже пейсы, распространял от себя невыносимый запах чесноку и дзикал в своем
произношении до омерзения.
- Хлеб мой может всегда свидетельствовать полиция, а продавать его я
буду, где мне вздумается.
- Но отчего же вы не хотите ваше благодеяние совершить совместно с
нашим комитетом? - сказал как бы с некоторым удивлением председатель.
- Ваше превосходительство, - отвечал ему Тулузов почтительно, - к
несчастию, я знаю поговорку, что у семи нянек дитя без глазу.
- Но тогда зе ви будете продавать вас хлеб только где откупа васи, вот
сто вы зтанете делать! - произнес укоризненно еврей.
- Непременно-с там буду продавать и нигде больше! - едва удостоил его
ответом Тулузов.
- Но тогда зе весь народ пойдет в васи города!.. Сто зе ви сделаете с
другими откупсциками: вы всех нас зарезете! - почти уже кричал жид.
- Заведите и вы у себя дешевую продажу хлеба, тогда и у вас будет
народ! - отозвался с надменностью Тулузов.
- У нас зе нема денег для того! - продолжал кричать жид.
Но Тулузов, не желавший, по-видимому, тратить с ним больше слов,
повернулся к нему спиной и отнесся к председателю:
- Я, ваше превосходительство, теперь приехал не испрашивать разрешения
у комитета на мою операцию, которая мне уже разрешена генерал-губернатором,
а только, как приказал он мне, объявить вам об этом.
- Приму к сведению! - отозвался на это сухо председатель.
Тулузов после того раскланялся со всеми и уехал.
Все члены комитета, а еще более того откупщики остались очень
недовольными и смущенными: первые прямо из заседания отправились в
Английский клуб, где стали рассказывать, какую штуку позволил себе сыграть с
ними генерал-губернатор, и больше всех в этом случае протестовал князь
Индобский.
- Помилуйте, - говорил он, - этот наш европеец, генерал-губернатор,
помимо комитета входит в стачку с кабацким аферистом, который нагло является
к нам и объявляет, что он прокормит Москву, а не мы!
Между откупщиками, откупщик-еврей немалое еще время возглашал, пожимая
своими костлявыми плечами:
- Мы все зарезаны, зарезаны!