с своего кресла и почтительно раскланивался с Марьей
Федоровной.
- Приехала, по вашему желанию, с арфой, - проговорила та, показывая
рукою на внесенную лакеем вещь.
- Ах, как мы вам благодарны, несказанно благодарны! - говорили супруг и
супруга Углаковы.
- Но где ж позволите мне поставить мой инструмент? - спросила Марья
Федоровна, беспокойно потрясая своими седыми кудрями.
- Я думаю, около фортепьян - вы, вероятно, будете играть с
аккомпанементом? - проговорила хозяйка.
- Могу и с аккомпанементом, только с очень нешумным, - объяснила Марья
Федоровна.
- О, без сомнения! - воскликнула хозяйка.
- Заглушать вашу игру было бы преступлением, - присовокупил к этому
старик Углаков.
Марья Федоровна после того повелительно взглянула на лакея, и тот,
снова подняв свое бремя, потащил его в - залу, причем от ливрейской шубы его
исходил холод, а на лбу, напротив, выступала испарина. Если бы бедного
служителя сего спросить в настоящие минуты, что он желает сделать с несомым
им инструментом, то он наверное бы сказал: "расщепать его на мелкую лучину и
в огонь!" Но арфа, наконец, уставлена была около фортепьяно. Суконный чехол
был с нее снят. Тапер, сидевший до того за фортепьяно, встал и отошел в
сторону. Танцы, само собою разумеется, прекратились.
- Кто ж мне будет аккомпанировать? - спросила Марья Федоровна,
повертывая свою голову на худой шее и осматривая все общество.
Она, видимо, желала немедля же приступить к своим музыкальным
упражнениям.
- Милая, добрая Муза Николаевна, - отнеслась хозяйка к Лябьевой, -
аккомпанируйте Марье Федоровне!
Муза Николаевна повыдвинулась из толпы.
- Не соглашайтесь! - шепнул ей стоявший около молодой Углаков. - Пусть
эта старая ведьма булькает одна на своих гуслях.
Муза Николаевна, конечно, не послушалась его и подошла к роялю.
- Я всегда очень дурно аккомпанирую Марье Федоровне, - произнесла она.
- Нет, нет, вы отлично аккомпанируете! - возразила та, тряхнув своими
кудрями и усаживаясь на пододвинутое ей хозяином кресло.
"Буль, буль!" - заиграла она в самом деле на арфе.
- "Буль, буль!" - повторил за нею и Углаков, садясь рядом с Сусанной
Николаевной.
Та, кажется, старалась не смотреть на него и не слушать его.
- Какую арию вам угодно, чтобы я аккомпанировала? - спросила Муза
Николаевна.
- Я бы больше всего желала сыграть гимн солнцу пифагорейцев, который я
недавно сама положила на музыку, - сказала с оттенком важности Марья
Федоровна.
- Но я его не знаю, - произнесла на это скромно Муза Николаевна.
- Марья Федоровна, - воскликнул в это время вскочивший с своего места
молодой Углаков, подбегая к роялю, - вы сыграйте "Вот мчится тройка
удалая!", а я вам спою!
При этом возгласе сына старик Углаков вопросительно взглянул на него, а
мать выразила на лице своем неудовольствие и даже испуг: она заранее
предчувствовала, что Пьер ее затеял какую-нибудь проказу.
- А вы поете эту песню? - спросила Марья Федоровна, вскидывая на повесу
свои сентиментальные глаза.
- Пою, и пою отлично, - отвечал тот, не задумавшись.
Тут уж m-me Углакова укоризненно покачала головою сыну; старик-отец
тоже растерялся.
Ничего этого не замечавшая Марья Федоровна забулькала на арфе хорошо ей
знакомую песню. Муза Николаевна стала ей слегка подыгры
Федоровной.
- Приехала, по вашему желанию, с арфой, - проговорила та, показывая
рукою на внесенную лакеем вещь.
- Ах, как мы вам благодарны, несказанно благодарны! - говорили супруг и
супруга Углаковы.
- Но где ж позволите мне поставить мой инструмент? - спросила Марья
Федоровна, беспокойно потрясая своими седыми кудрями.
- Я думаю, около фортепьян - вы, вероятно, будете играть с
аккомпанементом? - проговорила хозяйка.
- Могу и с аккомпанементом, только с очень нешумным, - объяснила Марья
Федоровна.
- О, без сомнения! - воскликнула хозяйка.
- Заглушать вашу игру было бы преступлением, - присовокупил к этому
старик Углаков.
Марья Федоровна после того повелительно взглянула на лакея, и тот,
снова подняв свое бремя, потащил его в - залу, причем от ливрейской шубы его
исходил холод, а на лбу, напротив, выступала испарина. Если бы бедного
служителя сего спросить в настоящие минуты, что он желает сделать с несомым
им инструментом, то он наверное бы сказал: "расщепать его на мелкую лучину и
в огонь!" Но арфа, наконец, уставлена была около фортепьяно. Суконный чехол
был с нее снят. Тапер, сидевший до того за фортепьяно, встал и отошел в
сторону. Танцы, само собою разумеется, прекратились.
- Кто ж мне будет аккомпанировать? - спросила Марья Федоровна,
повертывая свою голову на худой шее и осматривая все общество.
Она, видимо, желала немедля же приступить к своим музыкальным
упражнениям.
- Милая, добрая Муза Николаевна, - отнеслась хозяйка к Лябьевой, -
аккомпанируйте Марье Федоровне!
Муза Николаевна повыдвинулась из толпы.
- Не соглашайтесь! - шепнул ей стоявший около молодой Углаков. - Пусть
эта старая ведьма булькает одна на своих гуслях.
Муза Николаевна, конечно, не послушалась его и подошла к роялю.
- Я всегда очень дурно аккомпанирую Марье Федоровне, - произнесла она.
- Нет, нет, вы отлично аккомпанируете! - возразила та, тряхнув своими
кудрями и усаживаясь на пододвинутое ей хозяином кресло.
"Буль, буль!" - заиграла она в самом деле на арфе.
- "Буль, буль!" - повторил за нею и Углаков, садясь рядом с Сусанной
Николаевной.
Та, кажется, старалась не смотреть на него и не слушать его.
- Какую арию вам угодно, чтобы я аккомпанировала? - спросила Муза
Николаевна.
- Я бы больше всего желала сыграть гимн солнцу пифагорейцев, который я
недавно сама положила на музыку, - сказала с оттенком важности Марья
Федоровна.
- Но я его не знаю, - произнесла на это скромно Муза Николаевна.
- Марья Федоровна, - воскликнул в это время вскочивший с своего места
молодой Углаков, подбегая к роялю, - вы сыграйте "Вот мчится тройка
удалая!", а я вам спою!
При этом возгласе сына старик Углаков вопросительно взглянул на него, а
мать выразила на лице своем неудовольствие и даже испуг: она заранее
предчувствовала, что Пьер ее затеял какую-нибудь проказу.
- А вы поете эту песню? - спросила Марья Федоровна, вскидывая на повесу
свои сентиментальные глаза.
- Пою, и пою отлично, - отвечал тот, не задумавшись.
Тут уж m-me Углакова укоризненно покачала головою сыну; старик-отец
тоже растерялся.
Ничего этого не замечавшая Марья Федоровна забулькала на арфе хорошо ей
знакомую песню. Муза Николаевна стала ей слегка подыгры