енность, или то,
что именуется бытием для себя - fur sich sein.
- Значит, Гегель рассматривает мысль в совершенном отвлечении, ее
только действия и пути, но где же содержание какое-нибудь?
- Содержания он и не касается... Подкладывайте под мысль какое вам
угодно содержание, которое все-таки будет таково, каким понимает его мысль.
- Но неужели же ни вы, ни Гегель не знаете, или, зная, отвергаете то,
что говорит Бенеке? - привел еще раз мнение своего любимого философа Егор
Егорыч. - Бенеке говорит, что для ума есть черта, до которой он идет
могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и
поэзия, и бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.
- Но что же такое и фантазия, если она хоть сколько-нибудь сознана, как
не мысль?.. Вы вот изволили упомянуть о религиях, - Гегель вовсе не отделяет
и не исключает религии из философии и полагает, что это два различных
способа познавать одну и ту же истину. Философия есть ничто иное, как
уразумеваемая религия, вера, переведенная на разум...
- Но нельзя веру перевести на разум! - воскликнул Егор Егорыч.
- Позвольте уж мне прежде докончить, - сказал ему на это скромно
молодой ученый.
- Виноват, виноват, молчу и слушаю вас, - произнес Егор Егорыч, с своей
стороны, с покорностью.
Молодой ученый снова продолжал:
- Гомер сказал, что все вещи имеют два названия: одно на языке богов, а
другое на языке человеков. Первое выражает смысл положительного, конкретного
понятия, а другое есть язык чувств, представлений, мысли, заключенной в
конечные категории. Религия может существовать без философии, но философия
не может быть без религии. Философия, по необходимости, по существу своему,
заключает в себе религию. Еще схоластик Ансельм{456} сказал: negligentia
mihi videtur, si postquam confirmati simus in fide, non studemus, quod
credimus intelligere*.
______________
* На мой взгляд, это - небрежность, если мы, утвердившись в вере, не
стараемся понять того, во что мы верим (лат.).
Эту латинскую цитату молодой ученый явно произнес для произведения
внешнего эффекта, так как оной никто из слушателей не понял, за исключением
Егора Егорыча, который на это воскликнул:
- Нельзя этого intelligere, нельзя, а если и можно, так вот чем!..
Сердцем нашим!.. - И Егор Егорыч при этом постучал себе пальцем в грудь. - А
не этим! - прибавил он, постучав уже пальцем в лоб.
- Сердцем, я полагаю, ничего нельзя понимать, - возразил ему его
оппонент, - оно может только чувствовать, то есть отвращаться от чего-либо
или прилепляться к чему-либо; но сравнивать, сознавать и даже запоминать
способен один только ум. Мы достаточно уже имеем чистых форм истины в
религиях и мифологиях, в гностических и мистических системах философии, как
древних, так и новейших. Содержание их вечно юно, и одни только формы у них
стареют, и мы легко можем открыть в этих формах идею и убедиться, что
философская истина не есть что-нибудь отдельное и чуждое мировой жизни, и
что она в ней проявлена, по крайней мере, как распря.
- Не понимаю вас, не понимаю, - затараторил Егор Егорыч, - кроме
последнего вашего слова: распря. Откуда же эта распря происходит?.. Откуда
это недовольство, это как бы движение вперед?.. Неужели вы тут не
чувствуете, что человек ищет свой утраченный свет
что именуется бытием для себя - fur sich sein.
- Значит, Гегель рассматривает мысль в совершенном отвлечении, ее
только действия и пути, но где же содержание какое-нибудь?
- Содержания он и не касается... Подкладывайте под мысль какое вам
угодно содержание, которое все-таки будет таково, каким понимает его мысль.
- Но неужели же ни вы, ни Гегель не знаете, или, зная, отвергаете то,
что говорит Бенеке? - привел еще раз мнение своего любимого философа Егор
Егорыч. - Бенеке говорит, что для ума есть черта, до которой он идет
могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и
поэзия, и бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.
- Но что же такое и фантазия, если она хоть сколько-нибудь сознана, как
не мысль?.. Вы вот изволили упомянуть о религиях, - Гегель вовсе не отделяет
и не исключает религии из философии и полагает, что это два различных
способа познавать одну и ту же истину. Философия есть ничто иное, как
уразумеваемая религия, вера, переведенная на разум...
- Но нельзя веру перевести на разум! - воскликнул Егор Егорыч.
- Позвольте уж мне прежде докончить, - сказал ему на это скромно
молодой ученый.
- Виноват, виноват, молчу и слушаю вас, - произнес Егор Егорыч, с своей
стороны, с покорностью.
Молодой ученый снова продолжал:
- Гомер сказал, что все вещи имеют два названия: одно на языке богов, а
другое на языке человеков. Первое выражает смысл положительного, конкретного
понятия, а другое есть язык чувств, представлений, мысли, заключенной в
конечные категории. Религия может существовать без философии, но философия
не может быть без религии. Философия, по необходимости, по существу своему,
заключает в себе религию. Еще схоластик Ансельм{456} сказал: negligentia
mihi videtur, si postquam confirmati simus in fide, non studemus, quod
credimus intelligere*.
______________
* На мой взгляд, это - небрежность, если мы, утвердившись в вере, не
стараемся понять того, во что мы верим (лат.).
Эту латинскую цитату молодой ученый явно произнес для произведения
внешнего эффекта, так как оной никто из слушателей не понял, за исключением
Егора Егорыча, который на это воскликнул:
- Нельзя этого intelligere, нельзя, а если и можно, так вот чем!..
Сердцем нашим!.. - И Егор Егорыч при этом постучал себе пальцем в грудь. - А
не этим! - прибавил он, постучав уже пальцем в лоб.
- Сердцем, я полагаю, ничего нельзя понимать, - возразил ему его
оппонент, - оно может только чувствовать, то есть отвращаться от чего-либо
или прилепляться к чему-либо; но сравнивать, сознавать и даже запоминать
способен один только ум. Мы достаточно уже имеем чистых форм истины в
религиях и мифологиях, в гностических и мистических системах философии, как
древних, так и новейших. Содержание их вечно юно, и одни только формы у них
стареют, и мы легко можем открыть в этих формах идею и убедиться, что
философская истина не есть что-нибудь отдельное и чуждое мировой жизни, и
что она в ней проявлена, по крайней мере, как распря.
- Не понимаю вас, не понимаю, - затараторил Егор Егорыч, - кроме
последнего вашего слова: распря. Откуда же эта распря происходит?.. Откуда
это недовольство, это как бы движение вперед?.. Неужели вы тут не
чувствуете, что человек ищет свой утраченный свет