ки с своей
горькой улыбкой Лябьев, хотя, правду говоря, он пригласил Углакова вовсе не
для удовольствия того, но дабы на первых порах спрятаться, так сказать, за
него от откровенных объяснений с женой касательно не дома проведенной ночи;
хотя Муза при такого рода объяснениях всегда была очень кротка, но эта-то
покорность жены еще более терзала Лябьева, чем терзал бы его гнев ее. - И
приволокнись, если хочешь, за Марфиной, освежи немного ее богомольную душу!
- продолжал он, как бы желая, чтобы весь мир сбился с панталыку.
II
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча
представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело смотрело:
натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило
солнце и играло на листьях тропических растений, которыми уставлена была
гостиная; на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные
канделябры со множеством восковых свечей; на мраморной тумбе перед средним
окном стояли дорогие бронзовые часы; на столах, покрытых пестрыми синелевыми
салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была
обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной - дорогим английским
ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и
нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в
неделю устраивались у Лябьева.
В то утро, которое я перед сим описывал, в наугольной на диване перед
столиком из черного дерева с золотой инкрустацией сидели Муза Николаевна и
Сусанна Николаевна. Последняя только что приехала к сестре и не успела еще
снять шляпки из темного крепа, убранной ветками акации и наклоненной
несколько на глаза; платье на Сусанне Николаевне было бархатное с разрезными
рукавами. По приезде в Москву Егор Егорыч настоял, чтобы она сделала себе
весь туалет заново, доказывая, что молодые женщины должны любить наряды, так
как этого требует в каждом человеке чувство изящного. Говоря это, Егор
Егорыч не договаривал всего. Ему самому было очень приятно, когда, например,
Сусанна Николаевна пришла к нему показаться в настоящем своем костюме, в
котором она была действительно очень красива: ее идеальное лицо с течением
лет заметно оземнилось; прежняя девичья и довольно плоская грудь Сусанны
Николаевны развилась и пополнела, но стройность стана при этом нисколько не
утратилась; бледные и суховатые губы ее стали более розовыми и сочными.
Изменилась, в свою очередь, и Муза Николаевна, но только в противную
сторону, так что, несмотря на щеголеватое домашнее платье, она казалась по
крайней мере лет на пять старше Сусанны Николаевны, и главным образом у нее
подурнел цвет лица, который сделался как бы у англичанки, пьющей портер:
красный и с небольшими угрями; веки у Музы Николаевны были тоже такие,
словно бы она недавно плакала, и одни только ее прекрасные рыжовские глаза
говорили, что это была все та же музыкантша-поэтесса.
- Отчего же Егор Егорыч не приехал к нам обедать? Как ему не грех? -
говорила Муза Николаевна.
- Он прихворнул сегодня, и очень даже, - отвечала Сусанна Николаевна.
- Чем? - спросила Муза Николаевна.
- Да как тебе сказать?.. После смерти Валерьяна с ним часто случаются
разные припадки, а сегодня даже я хотела не ехать к тебе и остаться с ним;
но к нему приехал его
горькой улыбкой Лябьев, хотя, правду говоря, он пригласил Углакова вовсе не
для удовольствия того, но дабы на первых порах спрятаться, так сказать, за
него от откровенных объяснений с женой касательно не дома проведенной ночи;
хотя Муза при такого рода объяснениях всегда была очень кротка, но эта-то
покорность жены еще более терзала Лябьева, чем терзал бы его гнев ее. - И
приволокнись, если хочешь, за Марфиной, освежи немного ее богомольную душу!
- продолжал он, как бы желая, чтобы весь мир сбился с панталыку.
II
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча
представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело смотрело:
натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило
солнце и играло на листьях тропических растений, которыми уставлена была
гостиная; на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные
канделябры со множеством восковых свечей; на мраморной тумбе перед средним
окном стояли дорогие бронзовые часы; на столах, покрытых пестрыми синелевыми
салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была
обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной - дорогим английским
ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и
нарядный вид: они очень много выручали от карт, которые по нескольку раз в
неделю устраивались у Лябьева.
В то утро, которое я перед сим описывал, в наугольной на диване перед
столиком из черного дерева с золотой инкрустацией сидели Муза Николаевна и
Сусанна Николаевна. Последняя только что приехала к сестре и не успела еще
снять шляпки из темного крепа, убранной ветками акации и наклоненной
несколько на глаза; платье на Сусанне Николаевне было бархатное с разрезными
рукавами. По приезде в Москву Егор Егорыч настоял, чтобы она сделала себе
весь туалет заново, доказывая, что молодые женщины должны любить наряды, так
как этого требует в каждом человеке чувство изящного. Говоря это, Егор
Егорыч не договаривал всего. Ему самому было очень приятно, когда, например,
Сусанна Николаевна пришла к нему показаться в настоящем своем костюме, в
котором она была действительно очень красива: ее идеальное лицо с течением
лет заметно оземнилось; прежняя девичья и довольно плоская грудь Сусанны
Николаевны развилась и пополнела, но стройность стана при этом нисколько не
утратилась; бледные и суховатые губы ее стали более розовыми и сочными.
Изменилась, в свою очередь, и Муза Николаевна, но только в противную
сторону, так что, несмотря на щеголеватое домашнее платье, она казалась по
крайней мере лет на пять старше Сусанны Николаевны, и главным образом у нее
подурнел цвет лица, который сделался как бы у англичанки, пьющей портер:
красный и с небольшими угрями; веки у Музы Николаевны были тоже такие,
словно бы она недавно плакала, и одни только ее прекрасные рыжовские глаза
говорили, что это была все та же музыкантша-поэтесса.
- Отчего же Егор Егорыч не приехал к нам обедать? Как ему не грех? -
говорила Муза Николаевна.
- Он прихворнул сегодня, и очень даже, - отвечала Сусанна Николаевна.
- Чем? - спросила Муза Николаевна.
- Да как тебе сказать?.. После смерти Валерьяна с ним часто случаются
разные припадки, а сегодня даже я хотела не ехать к тебе и остаться с ним;
но к нему приехал его