Лицо Тулузова при этом исказилось злостью.
- Думать долго тут невозможно, - сказал он, - потому что баллотировка
назначена в начале будущего года: если вы удостоите меня чести быть вашим
супругом, то я буду выбран, а если нет, то не решусь баллотироваться и
принужден буду, как ни тяжело мне это, оставить службу вашего управляющего и
уехать куда-нибудь в другое место, чтобы устроить себе хоть бы маленькую
карьеру.
- А меня так и покинешь совсем? - спросила его Екатерина Петровна с
навернувшимися слезами на глазах.
- Я полагаю, что вы сами пожелаете этого, потому что вам неловко же
будет ездить всюду за мной, и в качестве какого рода женщины? Вы мне не
сестра, не родственница...
- Я и не хочу ездить за тобой, а хочу, чтобы ты оставался здесь со
мной... Неужели же тебе карьера твоя дороже меня, и почему эта проклятая
должность попечителя устроит твою карьеру?
- По весьма простой причине! - объяснил ей Тулузов. - Служа на этом
месте, я через шесть лет могу быть утвержден в чине статского советника, а
от этого недалеко получить и действительного статского советника, и таким
образом я буду такой же генерал, каким был и ваш отец.
- Но за что же все это тебе дадут и так тебя наградят? - допытывалась
Катрин.
- Да за те же пожертвования, которые, не скрою от вас, может быть, в
течение всей моей службы достигнут тысяч до ста, что, конечно, нисколько не
разорит вас, а между тем они мне и вам дадут генеральство.
Катрин сомнительно покачала головою. Тулузов, конечно, это заметил и,
поняв, что она в этом случае не совсем доверяет его словам, решился
направить удар для достижения своей цели на самую чувствительную струну
женского сердца.
- Кроме всего этого, - продолжал он, - есть еще одно, по-моему, самое
важное для вас и для меня обстоятельство. Вы теперь вдова, вдова в
продолжение десяти месяцев. Все очень хорошо знают, что вы разошлись с
мужем, не бывши беременною, и вдруг вас постигнет это, что весьма возможно,
и вы не дальше как сегодня выражали мне опасения ваши насчет этого!
- Я до сих пор опасаюсь и только думаю, что ребенка можно будет скрыть,
отдать к кому-нибудь на воспитание.
- Это вы так теперь говорите, а как у вас явится ребенок, тогда ни вы,
ни я на чужие руки его не отдадим, а какая же будет судьба этого несчастного
существа, вслед за которым может явиться другой, третий ребенок, - неужели
же всех их утаивать и забрасывать куда-то без имени, без звания, как щенят
каких-то?..
Слова эти покоробили Екатерину Петровну.
- Неужели же я это думаю! - сказала она.
- Вы думаете или нет, но это необходимо заранее иметь в виду, потому
что когда это случится, так поздно поправлять. Вы знаете, как нынешний
государь строго на это смотрит, - он на ходатайствах об усыновлении пишет
своей рукой: "На беззаконие нет закона".
Катрин промолчала и покачала только головой. Она очень хорошо понимала,
что ее воля была гораздо слабее воли Тулузова и что, она зашла в своих
дурачествах в жизни так далеко, что ей воротиться назад было нельзя!
Переношусь, однако, моим воображением к другой женщине, на которую
читатель обратил, вероятно, весьма малое внимание, но которая, смело
заверяю, была в известном отношении поэтичнее Катрин. Я разумею косую даму,
которая теперь до того уж постарела, что грешить даже п