ь с Сусанной Николаевной, и, вид",
что ничего, шепнул жене:
- А трапеза любви будет?
- Будет; все уж, вероятно, готово, - ответила ему gnadige Frau и хотела
было пойти узнать, накрывают ли ужин, забыв совершенно, что она была в
запоне и даже с значком на груди; но Антип Ильич остановил ее:
- Ложу, сударыня, надобно прежде закрыть!
- Ах, да, это правда! - отозвалась gnadige Frau и, подойдя к Егору
Егорычу, шепнула ему: - Пора ложу закрывать!
- Пора, пора! - пробормотал Егор Егорыч и, отстранив несколько от себя
Сусанну Николаевну, принял приличную для великого мастера позу и заговорил:
- Хотя по необходимости и пропущено много обрядов, но прием, полагаю,
совершился: суть в сути, а не в феноменах, и потому нам остается довершить
последнее. Брат-обрядоначальник, уберите и сохраните ковер и погасите все
свечи, кроме спиртовой лампы!
Антип Ильич хотя и медленно, но сделал это, после чего Егор Егорыч,
подняв начальническим образом голову, провозгласил:
- Приглашаю вас, братья, приблизиться к жертвеннику и составить цепь,
нас связующую!
Все братья окружили жертвенник, и Егор Егорыч прочел молитву:
"Благословение небес да снидет на нас и на всех истинных каменщиков, и
да украсит оно и обновит нас всеми нравственными и общественными
добродетелями!"
- Аминь! - воскликнули на это братья в один голос, а Егор Егорыч в
заключение произнес:
- Благодарю вас, любезные братья, за вашу сегодняшнюю работу и прошу
впредь продолжать таковую.
В ответ на это раздалось троекратное рукоплескание со стороны братьев;
затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип
Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря на всю свою кротость,
недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны в
масонство казался ему просто кощунством. Когда потом со всеми собранными
масонскими нарядами входил он в свою комнатку, чтобы их там пока убрать, то
его остановила Фадеевна.
- Свершилось? - спросила она голосом, исполненным благоговения.
- Свершилось! - ответил ей тоже в тон Антип Ильич.
Затем все сошлись в столовой к трапезе, уставленной кушаньями и вином.
- Агапа! - сказал отец Василий, садясь рядом с Сверстовым и показывая
ему на роскошно убранный стол.
- Да, по обычаю древних христиан, вечеря любви! - подхватил тот.
К концу ужина, когда отец Василий и Сверстов порядочно подвыпили винца,
то сей последний воскликнул:
- Неужели мы не пропоем нашей песни?
- Пропоем! - ответил ему Егор Егорыч и при этом выпил даже полстакана
вина.
- Пропоемте! - отозвалась и Сусанна Николаевна своим мелодическим
голосом.
- Нужно это! - решила gnadige Frau и села за фортепьяно.
Заиграла она очень знакомый мотив с необыкновенною правильностью, так
что когда запели ее собратья, то стали сильно с ней расходиться. Говоря
откровенно, с некоторым уменьем пели только Сусанна Николаевна - очень,
впрочем, слабым голосом - и отец Василий, владевший хорошим баритоном и
приученный к пению.
Петая ими песня гласила:
Любовь, душа всея природы,
Теки сердца в нас воспалить,
Из плена в царствие свободы
Одна ты можешь возвратить.
Когда твой ясный луч сияет,
Масон и видит, и внимает.
Ты жизн
что ничего, шепнул жене:
- А трапеза любви будет?
- Будет; все уж, вероятно, готово, - ответила ему gnadige Frau и хотела
было пойти узнать, накрывают ли ужин, забыв совершенно, что она была в
запоне и даже с значком на груди; но Антип Ильич остановил ее:
- Ложу, сударыня, надобно прежде закрыть!
- Ах, да, это правда! - отозвалась gnadige Frau и, подойдя к Егору
Егорычу, шепнула ему: - Пора ложу закрывать!
- Пора, пора! - пробормотал Егор Егорыч и, отстранив несколько от себя
Сусанну Николаевну, принял приличную для великого мастера позу и заговорил:
- Хотя по необходимости и пропущено много обрядов, но прием, полагаю,
совершился: суть в сути, а не в феноменах, и потому нам остается довершить
последнее. Брат-обрядоначальник, уберите и сохраните ковер и погасите все
свечи, кроме спиртовой лампы!
Антип Ильич хотя и медленно, но сделал это, после чего Егор Егорыч,
подняв начальническим образом голову, провозгласил:
- Приглашаю вас, братья, приблизиться к жертвеннику и составить цепь,
нас связующую!
Все братья окружили жертвенник, и Егор Егорыч прочел молитву:
"Благословение небес да снидет на нас и на всех истинных каменщиков, и
да украсит оно и обновит нас всеми нравственными и общественными
добродетелями!"
- Аминь! - воскликнули на это братья в один голос, а Егор Егорыч в
заключение произнес:
- Благодарю вас, любезные братья, за вашу сегодняшнюю работу и прошу
впредь продолжать таковую.
В ответ на это раздалось троекратное рукоплескание со стороны братьев;
затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип
Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря на всю свою кротость,
недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны в
масонство казался ему просто кощунством. Когда потом со всеми собранными
масонскими нарядами входил он в свою комнатку, чтобы их там пока убрать, то
его остановила Фадеевна.
- Свершилось? - спросила она голосом, исполненным благоговения.
- Свершилось! - ответил ей тоже в тон Антип Ильич.
Затем все сошлись в столовой к трапезе, уставленной кушаньями и вином.
- Агапа! - сказал отец Василий, садясь рядом с Сверстовым и показывая
ему на роскошно убранный стол.
- Да, по обычаю древних христиан, вечеря любви! - подхватил тот.
К концу ужина, когда отец Василий и Сверстов порядочно подвыпили винца,
то сей последний воскликнул:
- Неужели мы не пропоем нашей песни?
- Пропоем! - ответил ему Егор Егорыч и при этом выпил даже полстакана
вина.
- Пропоемте! - отозвалась и Сусанна Николаевна своим мелодическим
голосом.
- Нужно это! - решила gnadige Frau и села за фортепьяно.
Заиграла она очень знакомый мотив с необыкновенною правильностью, так
что когда запели ее собратья, то стали сильно с ней расходиться. Говоря
откровенно, с некоторым уменьем пели только Сусанна Николаевна - очень,
впрочем, слабым голосом - и отец Василий, владевший хорошим баритоном и
приученный к пению.
Петая ими песня гласила:
Любовь, душа всея природы,
Теки сердца в нас воспалить,
Из плена в царствие свободы
Одна ты можешь возвратить.
Когда твой ясный луч сияет,
Масон и видит, и внимает.
Ты жизн