и Ченцов, передав ей вожжи, наблюдал
только, чтобы лошадь не зарвалась очень; но Катрин управляла ею сильно и
умело. С наступлением глубокой осени, конечно, все эти удовольствия должны
были прекратиться; единственным развлечением для моих супругов остались
пение и музыка по вечерам, которые обыкновенно оканчивались небольшими
оргиями за ужином. Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в
библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и
весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к
счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший
Боккачио{280} на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище
какое, схватился и стал вместе с супругою целые вечера не то что читать, а
упиваться и питаться сим нескромным писателем. Катрин тоже восхищалась этим
чтением до такой степени, что, слушая описание некоторых сцен, она
чувствовала даже легкую дрожь во всем теле. Боккачио наконец был прочтен.
Ченцов, не зная, чем заменить его, спросил однажды управляющего, не играет
ли он в карты.
- Нет! - ответил тот.
- И ни во что не играете?
- В шашки играю! - проговорил управляющий, улыбаясь.
- Ну, давайте хоть в шашки! - воскликнул Ченцов, обрадовавшись и тому.
Тулузов сел с ним играть и с первой же партии разбил весьма, кажется
бы, недурно игравшего Ченцова в пух и прах. Самолюбие того было несколько
затронуто.
Он предложил управляющему другую партию, третью, четвертую, и все их
проиграл.
- Где вы так отлично выучились играть в шашки? - полюбопытствовал он.
- У меня монах один знакомый был, и я к нему мальчиком еще ходил и
часто с ним играл! - объяснил управляющий.
Начав после того почти каждый вечер играть с Тулузовым в шашки, Ченцов
все более и более убеждался, что тот, кроме своего ума и честности, был
довольно приятный собеседник, и в силу того Валерьян Николаич однажды сказал
жене:
- Катрин, я непременно желаю, чтобы Василий Иваныч обедал с нами; он не
лакей наш и обедает там где-то, я и не знаю... тем больше, что теперь он
чиновник даже и - что важней всего - нужнейший нам человек!
На это желание мужа Катрин немножко поморщилась: прежде всего ей не
понравилось, что на их обеденных беседах будет присутствовать посторонний
человек, а Катрин все часы дня и ночи желала бы оставаться с глазу на глаз с
мужем; сверх того, не имея ничего против управляющего и находя его умным и
даже, по наружности своей, красивым, она вместе с тем чувствовала какую-то
непонятную неловкость от его лукаво-рысьего взгляда. Не сказав, впрочем, об
этом мужу, Катрин проговорила с покорностью: "Как тебе угодно!", и Василий
Иваныч с того же дня стал обедать за одним столом с своими господами. Держал
он себя при этом весьма сдержанно, и если что начинал говорить, то
непременно или нужное для его господ, или деловое вообще.
Но, как бы ни было, все эти развлечения Ченцову скоро надоели до
тошноты, и он принялся умолять жену поехать на зиму в Москву и провести там
месяца два. Катрин с полным удовольствием готова была исполнить эту просьбу,
но ее только пугало и останавливало чувство ревности.
- А если ты в Москве начнешь ухаживать за какой-нибудь другой
женщиной?.. - сказала она откровенно мужу.
- О, господи! - воскликнул Ченцов. - Разве, будучи тебе мужем,
только, чтобы лошадь не зарвалась очень; но Катрин управляла ею сильно и
умело. С наступлением глубокой осени, конечно, все эти удовольствия должны
были прекратиться; единственным развлечением для моих супругов остались
пение и музыка по вечерам, которые обыкновенно оканчивались небольшими
оргиями за ужином. Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в
библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и
весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к
счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший
Боккачио{280} на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище
какое, схватился и стал вместе с супругою целые вечера не то что читать, а
упиваться и питаться сим нескромным писателем. Катрин тоже восхищалась этим
чтением до такой степени, что, слушая описание некоторых сцен, она
чувствовала даже легкую дрожь во всем теле. Боккачио наконец был прочтен.
Ченцов, не зная, чем заменить его, спросил однажды управляющего, не играет
ли он в карты.
- Нет! - ответил тот.
- И ни во что не играете?
- В шашки играю! - проговорил управляющий, улыбаясь.
- Ну, давайте хоть в шашки! - воскликнул Ченцов, обрадовавшись и тому.
Тулузов сел с ним играть и с первой же партии разбил весьма, кажется
бы, недурно игравшего Ченцова в пух и прах. Самолюбие того было несколько
затронуто.
Он предложил управляющему другую партию, третью, четвертую, и все их
проиграл.
- Где вы так отлично выучились играть в шашки? - полюбопытствовал он.
- У меня монах один знакомый был, и я к нему мальчиком еще ходил и
часто с ним играл! - объяснил управляющий.
Начав после того почти каждый вечер играть с Тулузовым в шашки, Ченцов
все более и более убеждался, что тот, кроме своего ума и честности, был
довольно приятный собеседник, и в силу того Валерьян Николаич однажды сказал
жене:
- Катрин, я непременно желаю, чтобы Василий Иваныч обедал с нами; он не
лакей наш и обедает там где-то, я и не знаю... тем больше, что теперь он
чиновник даже и - что важней всего - нужнейший нам человек!
На это желание мужа Катрин немножко поморщилась: прежде всего ей не
понравилось, что на их обеденных беседах будет присутствовать посторонний
человек, а Катрин все часы дня и ночи желала бы оставаться с глазу на глаз с
мужем; сверх того, не имея ничего против управляющего и находя его умным и
даже, по наружности своей, красивым, она вместе с тем чувствовала какую-то
непонятную неловкость от его лукаво-рысьего взгляда. Не сказав, впрочем, об
этом мужу, Катрин проговорила с покорностью: "Как тебе угодно!", и Василий
Иваныч с того же дня стал обедать за одним столом с своими господами. Держал
он себя при этом весьма сдержанно, и если что начинал говорить, то
непременно или нужное для его господ, или деловое вообще.
Но, как бы ни было, все эти развлечения Ченцову скоро надоели до
тошноты, и он принялся умолять жену поехать на зиму в Москву и провести там
месяца два. Катрин с полным удовольствием готова была исполнить эту просьбу,
но ее только пугало и останавливало чувство ревности.
- А если ты в Москве начнешь ухаживать за какой-нибудь другой
женщиной?.. - сказала она откровенно мужу.
- О, господи! - воскликнул Ченцов. - Разве, будучи тебе мужем,