вие; а потому, приступая к умному деланию, мы должны
замкнуться в тихой и темной келье и безмолвно пребывать в ней в неподвижном
положении, сидя или лежа. Засим, самое умное делание совершается в семи
степенях, соответственно семи видам натуры: из сих семи степеней, или видов,
три суть темные, в коих наш огненный дух еще только стремится к небесному
свету, один вид есть переходный и три последние - высшие. В частности, сии
семь видов и степеней умного делания суть следующие: отвлекшись от
множественности чувств, мыслей и желаний, должно собрать и сосредоточить всю
силу духа в области сердца. Вспомогательными средствами для сего являются:
задержание дыхания (ноздренное дыхание), при мысленном повторении молитвы
Иисусовой: "Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй мя!" Сие называется
сжатием духа; сие сжатие переходит во внутреннее порывистое движение,
выражающееся усиленным биением сердца. В таком движении дух, не будучи в
состоянии выйти из самого себя, впадает в томление. Но томление духа по
небесном свете приближает к нам сей последний; когда же он соприкасается с
нашим духом, то происходит сотрясение, или толчок, иначе называемый небесною
молниею. Это есть переход или прорыв из темной области в светлую. Здесь наше
существо вводится в райскую сущность, которая открывается, как божественная
теплота, за каковою следует небесная сладость, ощущение коей не
сопровождается никаким страстным томлением и никакими движениями в теле;
последнюю же степень составляет видение небесного света и божественных
образов. Сия степень имеет великое множество различий, сообразно большему
или меньшему совершенству созерцающего.
Прослушав все это со вниманием, Мартын Степаныч проговорил наконец:
- Да, есть разные способы приближения к себе бога!
Но по тону его голоса нетрудно было догадаться, что хлыстовский способ
верчения и кружения казался ему юнее, живее, человечнее и, может быть, даже
вернее для призвания в свое нравственное бытие божественного духа.
Побеседовав таким образом с Пилецким часа с два, Егор Егорыч и доктор
отправились в Кузьмищево. Всю дорогу Егор Егорыч рассуждал о Мартыне
Степаныче.
- Пилецкий чрезвычайно переменился, чрезвычайно! - говорил он. - Я года
три назад его видел, это был старик еще крепкий, разговорчивый, а теперь что
это такое?
- Я говорю, что он влюблен в эту свою - как ее?.. Екатерину Филипповну,
и теперь скучает об ней. Он мне с первых слов стал описывать ее, но с вами,
я не знаю почему, ни слова не заикнулся об этом!
- Разговор не зашел о том. Кроме того, он прежде достаточно говорил мне
о своей духовной матери.
- А он называет ее духовной матерью? - спросил доктор.
- Всегда, и еще тогда ходила по Петербургу острота Павла Катенина,
который сказал, что Пилецкого, как евангельскую лепту, отыскала вдовица и
принесла ко Христу.
- Это недурно! - заметил было Сверстов.
Но Егор Егорыч нахмурился.
- Что же тут недурного? - проговорил он.
- А самую вдовицу вы знаете? - расспрашивал Сверстов.
- Нет, и не видал даже никогда, но слыхал, что она умная, искренно
верующая в свой дар пророчества, весьма сострадальная к бедным и больным;
тут у них, в их согласии, был членом живописец Боровиковский, талантливый
художник, но, как говорили тогда, попивал; Екатерина Филипповна сообща с
Мартыном Степанычем, ка
замкнуться в тихой и темной келье и безмолвно пребывать в ней в неподвижном
положении, сидя или лежа. Засим, самое умное делание совершается в семи
степенях, соответственно семи видам натуры: из сих семи степеней, или видов,
три суть темные, в коих наш огненный дух еще только стремится к небесному
свету, один вид есть переходный и три последние - высшие. В частности, сии
семь видов и степеней умного делания суть следующие: отвлекшись от
множественности чувств, мыслей и желаний, должно собрать и сосредоточить всю
силу духа в области сердца. Вспомогательными средствами для сего являются:
задержание дыхания (ноздренное дыхание), при мысленном повторении молитвы
Иисусовой: "Господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй мя!" Сие называется
сжатием духа; сие сжатие переходит во внутреннее порывистое движение,
выражающееся усиленным биением сердца. В таком движении дух, не будучи в
состоянии выйти из самого себя, впадает в томление. Но томление духа по
небесном свете приближает к нам сей последний; когда же он соприкасается с
нашим духом, то происходит сотрясение, или толчок, иначе называемый небесною
молниею. Это есть переход или прорыв из темной области в светлую. Здесь наше
существо вводится в райскую сущность, которая открывается, как божественная
теплота, за каковою следует небесная сладость, ощущение коей не
сопровождается никаким страстным томлением и никакими движениями в теле;
последнюю же степень составляет видение небесного света и божественных
образов. Сия степень имеет великое множество различий, сообразно большему
или меньшему совершенству созерцающего.
Прослушав все это со вниманием, Мартын Степаныч проговорил наконец:
- Да, есть разные способы приближения к себе бога!
Но по тону его голоса нетрудно было догадаться, что хлыстовский способ
верчения и кружения казался ему юнее, живее, человечнее и, может быть, даже
вернее для призвания в свое нравственное бытие божественного духа.
Побеседовав таким образом с Пилецким часа с два, Егор Егорыч и доктор
отправились в Кузьмищево. Всю дорогу Егор Егорыч рассуждал о Мартыне
Степаныче.
- Пилецкий чрезвычайно переменился, чрезвычайно! - говорил он. - Я года
три назад его видел, это был старик еще крепкий, разговорчивый, а теперь что
это такое?
- Я говорю, что он влюблен в эту свою - как ее?.. Екатерину Филипповну,
и теперь скучает об ней. Он мне с первых слов стал описывать ее, но с вами,
я не знаю почему, ни слова не заикнулся об этом!
- Разговор не зашел о том. Кроме того, он прежде достаточно говорил мне
о своей духовной матери.
- А он называет ее духовной матерью? - спросил доктор.
- Всегда, и еще тогда ходила по Петербургу острота Павла Катенина,
который сказал, что Пилецкого, как евангельскую лепту, отыскала вдовица и
принесла ко Христу.
- Это недурно! - заметил было Сверстов.
Но Егор Егорыч нахмурился.
- Что же тут недурного? - проговорил он.
- А самую вдовицу вы знаете? - расспрашивал Сверстов.
- Нет, и не видал даже никогда, но слыхал, что она умная, искренно
верующая в свой дар пророчества, весьма сострадальная к бедным и больным;
тут у них, в их согласии, был членом живописец Боровиковский, талантливый
художник, но, как говорили тогда, попивал; Екатерина Филипповна сообща с
Мартыном Степанычем, ка