щено благословлять! -
опять шепнула сестра Андреюшки Егору Егорычу.
- А! - полувоскликнул тот и во всеуслышание объявил, что пора
удалиться; все пошли, будучи очень довольны, что посетили и видели
юродивого.
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось
солнце, отправились в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах
в двадцати от города доктор, увидав из окна кареты стоявшую на горе и весьма
недалеко от большой дороги помещичью усадьбу, попросил кучера, чтобы тот
остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал к бричке Егора Егорыча:
- Это ведь усадьба, где живет Пилецкий?
- Да, - проговорил Егор Егорыч, воспрянув от своих глубоких
размышлений.
- Заедемте к нему!.. Мы сделаем благое дело; старуха бодра и весела и
без меня доедет благополучно! - продолжал Сверстов.
- А как же Сусанна Николаевна? - спросил Егор Егорыч.
- Сусанне Николаевне я говорил; она просит даже, чтобы вы заехали! -
отвечал Сверстов.
- Это хорошо будет! - одобрила и gnadige Frau, внимательно слушавшая
весь этот разговор.
Егор Егорыч, хоть ему, видимо, не хотелось расставаться с Сусанной,
согласился однако, вследствие чего gnadige Frau пересела в карету, взяв на
всякий случай от мужа все пузырьки с лекарствами, везомые им для адмиральши,
а Сверстов влез в бричку к Егору Егорычу, и они повернули с большой дороги,
а карета поехала дальше по прежнему пути.
Усадьба Артасьева хоть стояла на высокой горе, но была весьма
неказиста, с господским домом помещиков средней руки и с небольшими, худо
обработанными полями. Войдя в дом по полусгнившим ступеням переднего
крыльца, Егор Егорыч и Сверстов пошли далее и застали Пилецкого сидящим в
небольшой гостиной за книгой. Это был, по-видимому, весьма хилый старик, с
лицом совершенно дряблым; на голове у него совсем почти не оказывалось
волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил
колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его состояли
из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел большие, торчащие, и
особенно правое ухо, что было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий
раз, когда начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую
мысль, проводил у себя пальцем за ухом. Но все эти недостатки и странности
Мартына Степаныча сторицею выкупались развитым почти до сократовских
размеров лбом и при этом необыкновенно мечтательными серыми глазами, которым
соответствовал мягкий, убеждающий голос, так что, кто бы ни слушал Мартына
Степаныча, никогда никто не мог усомниться в том, что говоримое им идет из
глубины его сердечного убеждения.
Увидав прибывших к нему гостей, он выразил на своем подвижном лице
одновременно удивление и радость.
- Благодарю, глубоко благодарю вас, что посетили меня! - воскликнул он
с мгновенно вспыхнувшим взором и затем крепко обнялся и горячо расцеловался
с доктором и с Егором Егорычем.
- Лучше вам? - было первое слово Сверстова.
- Как вам сказать? Нервы стали как будто бы поспокойнее, - отвечал
Мартын Степаныч. - Но позвольте мне однако, мой дорогой друг, взглянуть
попристальнее на вас! - обратился он к Егору Егорычу и всматриваясь в того.
- Вы молодец, юноша еще!
"Женится на днях", чуть было не бухнул доктор, но удержался,
предчувствуя, что, м
опять шепнула сестра Андреюшки Егору Егорычу.
- А! - полувоскликнул тот и во всеуслышание объявил, что пора
удалиться; все пошли, будучи очень довольны, что посетили и видели
юродивого.
Переночевав, кому и как бог привел, путники мои, едва только появилось
солнце, отправились в обратный путь. День опять был ясный и теплый. Верстах
в двадцати от города доктор, увидав из окна кареты стоявшую на горе и весьма
недалеко от большой дороги помещичью усадьбу, попросил кучера, чтобы тот
остановился, и затем, выскочив из кареты, подбежал к бричке Егора Егорыча:
- Это ведь усадьба, где живет Пилецкий?
- Да, - проговорил Егор Егорыч, воспрянув от своих глубоких
размышлений.
- Заедемте к нему!.. Мы сделаем благое дело; старуха бодра и весела и
без меня доедет благополучно! - продолжал Сверстов.
- А как же Сусанна Николаевна? - спросил Егор Егорыч.
- Сусанне Николаевне я говорил; она просит даже, чтобы вы заехали! -
отвечал Сверстов.
- Это хорошо будет! - одобрила и gnadige Frau, внимательно слушавшая
весь этот разговор.
Егор Егорыч, хоть ему, видимо, не хотелось расставаться с Сусанной,
согласился однако, вследствие чего gnadige Frau пересела в карету, взяв на
всякий случай от мужа все пузырьки с лекарствами, везомые им для адмиральши,
а Сверстов влез в бричку к Егору Егорычу, и они повернули с большой дороги,
а карета поехала дальше по прежнему пути.
Усадьба Артасьева хоть стояла на высокой горе, но была весьма
неказиста, с господским домом помещиков средней руки и с небольшими, худо
обработанными полями. Войдя в дом по полусгнившим ступеням переднего
крыльца, Егор Егорыч и Сверстов пошли далее и застали Пилецкого сидящим в
небольшой гостиной за книгой. Это был, по-видимому, весьма хилый старик, с
лицом совершенно дряблым; на голове у него совсем почти не оказывалось
волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил
колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его состояли
из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел большие, торчащие, и
особенно правое ухо, что было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий
раз, когда начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую
мысль, проводил у себя пальцем за ухом. Но все эти недостатки и странности
Мартына Степаныча сторицею выкупались развитым почти до сократовских
размеров лбом и при этом необыкновенно мечтательными серыми глазами, которым
соответствовал мягкий, убеждающий голос, так что, кто бы ни слушал Мартына
Степаныча, никогда никто не мог усомниться в том, что говоримое им идет из
глубины его сердечного убеждения.
Увидав прибывших к нему гостей, он выразил на своем подвижном лице
одновременно удивление и радость.
- Благодарю, глубоко благодарю вас, что посетили меня! - воскликнул он
с мгновенно вспыхнувшим взором и затем крепко обнялся и горячо расцеловался
с доктором и с Егором Егорычем.
- Лучше вам? - было первое слово Сверстова.
- Как вам сказать? Нервы стали как будто бы поспокойнее, - отвечал
Мартын Степаныч. - Но позвольте мне однако, мой дорогой друг, взглянуть
попристальнее на вас! - обратился он к Егору Егорычу и всматриваясь в того.
- Вы молодец, юноша еще!
"Женится на днях", чуть было не бухнул доктор, но удержался,
предчувствуя, что, м