л со стула, прикованного к полу массивной резной
цепью, заметался по кабинету от зарешеченного окна к белой стене, щелкая
от возбуждения пальцами:
- Какая глупость! Ты все-таки думаешь-я жажду твоей крови. Да я же
прекрасно понимаю: в твоем деле главная вина лежит на тех, кто стоит за
твоей спиной.
- Возможно, и так, гражданин следователь.
- Георгий Николаевич. Забудь о протоколе, хотя бы на время.
Следователь остановился, поднял плечи, отчего его большое мягкое лицо
село прямо на золото погон и производило впечатление полной беззащитности.
- Помоги моей вере в твою невиновность, Вадим, - почти с мольбой
произнес он, - дай мне почву, и я начну за тебя бороться. Твое
преступление заключает в себе великую общественную опасность: погибли три
чекиста, а ты - жнв-здоров. Еще требуешь справедливости. Нас не поймут,
если не сумеем доказать, что преступление совершал кто-то другой. Вместе.
Только вместе! Вот моя рука.
Упоров осторожно пожал пухлую ладонь, признательно взглянул на Георгия
Николаевича. Тот пригладил волосы долгим тугим движением, полностью открыв
высокий лоб.
- После десяти лет работы в следственных органах я почувствовал
некоторую неуверенность, сомнение в то'.', что наказание всегда достигает
необходимой цели. - Георгий Николаевич вдруг спохватился: - Может, ты
куришь, Вадим?
- Нет. - ответил заключенный и подумал, не спуская со следователя
внимательного взгляда: "Ты, дружочек гладкий, похитрей Дьяка будешь".
- Тож вот, мой личный опыт подсказывает-прощение - и с некоторой долей
нарушения законности, порой бывает нисколько не вредно, безусловно, в том
случае, когда прощенный примет меру с надлежащим пониманием. "Отдайте, и
вам вернется!" - сказано. Но надо проявить не только сочувствие, но и
соучастие в борьбе за выявление истины. Наказание не восстановимо. Сам
подумай-можно ли вернуть жизнь расстрелянному? В соседнем кабинете мой
коллега бьет подследственного лицом о сейф, и тот дает показания. Есть ли
в них истина? - Следователь доверительно наклонился к уху Упорова,
прошептал: - Сомневаюсь. Ты должен, как комсомолец, сын красного
командира, по-товарищсскп помочь мне. В общем, давай начнем но порядку:
расскажи, как убивали Стадника?
Вопрос был задан тем же доверительным голосом, он будто вполз ему в
уши, чуть было не заставив поверить в искренность Георгия Николаевича. Зэк
прикрыл глаза, понудил себя подождать с ответом.
- Без протокола, Вадим. Каждый шаг следствия будем обдумывать вместе...
- прошелестел приятный баритон.
Зэк открыл глаза. Взгляд его был растерян, словно в толковании этих
ясных слов он нашел для себя скрытое оскорбление:
- Да вы что, Георгий Николаевич! Я же его за день до того дня видел,
как вас. Убили, значит... или шутите?
Чепуха какая-то!
- М-да... - толстяк потух, опустив в стол глаза, но затем трогательно
всплеснул руками, словно собираясь обнять самого себя. - Нет, ты мне
действительно симпатичен. Однако прикинь-кого защищаешь?! Вся страна
сегодня встала на борьбу с этой гнилью. Она скоро будет полностью
уничтожена, а вы, боксер, боитесь назвать имена тех, кто убивал! Я знаю:
они сделали это без вашей помощи.
Следователь вынул носовой платок, протер под стоячим воротничком
дряблую шею.
- Определи, Вадим, свое место в нашей общей борьбе. Но сделай это не в
глубине своего падения, а на взлете человеческого "я"! Испытай себя
внутренней свободой. Тогда завтра может быть: солнце, друзья, море,
любовь
цепью, заметался по кабинету от зарешеченного окна к белой стене, щелкая
от возбуждения пальцами:
- Какая глупость! Ты все-таки думаешь-я жажду твоей крови. Да я же
прекрасно понимаю: в твоем деле главная вина лежит на тех, кто стоит за
твоей спиной.
- Возможно, и так, гражданин следователь.
- Георгий Николаевич. Забудь о протоколе, хотя бы на время.
Следователь остановился, поднял плечи, отчего его большое мягкое лицо
село прямо на золото погон и производило впечатление полной беззащитности.
- Помоги моей вере в твою невиновность, Вадим, - почти с мольбой
произнес он, - дай мне почву, и я начну за тебя бороться. Твое
преступление заключает в себе великую общественную опасность: погибли три
чекиста, а ты - жнв-здоров. Еще требуешь справедливости. Нас не поймут,
если не сумеем доказать, что преступление совершал кто-то другой. Вместе.
Только вместе! Вот моя рука.
Упоров осторожно пожал пухлую ладонь, признательно взглянул на Георгия
Николаевича. Тот пригладил волосы долгим тугим движением, полностью открыв
высокий лоб.
- После десяти лет работы в следственных органах я почувствовал
некоторую неуверенность, сомнение в то'.', что наказание всегда достигает
необходимой цели. - Георгий Николаевич вдруг спохватился: - Может, ты
куришь, Вадим?
- Нет. - ответил заключенный и подумал, не спуская со следователя
внимательного взгляда: "Ты, дружочек гладкий, похитрей Дьяка будешь".
- Тож вот, мой личный опыт подсказывает-прощение - и с некоторой долей
нарушения законности, порой бывает нисколько не вредно, безусловно, в том
случае, когда прощенный примет меру с надлежащим пониманием. "Отдайте, и
вам вернется!" - сказано. Но надо проявить не только сочувствие, но и
соучастие в борьбе за выявление истины. Наказание не восстановимо. Сам
подумай-можно ли вернуть жизнь расстрелянному? В соседнем кабинете мой
коллега бьет подследственного лицом о сейф, и тот дает показания. Есть ли
в них истина? - Следователь доверительно наклонился к уху Упорова,
прошептал: - Сомневаюсь. Ты должен, как комсомолец, сын красного
командира, по-товарищсскп помочь мне. В общем, давай начнем но порядку:
расскажи, как убивали Стадника?
Вопрос был задан тем же доверительным голосом, он будто вполз ему в
уши, чуть было не заставив поверить в искренность Георгия Николаевича. Зэк
прикрыл глаза, понудил себя подождать с ответом.
- Без протокола, Вадим. Каждый шаг следствия будем обдумывать вместе...
- прошелестел приятный баритон.
Зэк открыл глаза. Взгляд его был растерян, словно в толковании этих
ясных слов он нашел для себя скрытое оскорбление:
- Да вы что, Георгий Николаевич! Я же его за день до того дня видел,
как вас. Убили, значит... или шутите?
Чепуха какая-то!
- М-да... - толстяк потух, опустив в стол глаза, но затем трогательно
всплеснул руками, словно собираясь обнять самого себя. - Нет, ты мне
действительно симпатичен. Однако прикинь-кого защищаешь?! Вся страна
сегодня встала на борьбу с этой гнилью. Она скоро будет полностью
уничтожена, а вы, боксер, боитесь назвать имена тех, кто убивал! Я знаю:
они сделали это без вашей помощи.
Следователь вынул носовой платок, протер под стоячим воротничком
дряблую шею.
- Определи, Вадим, свое место в нашей общей борьбе. Но сделай это не в
глубине своего падения, а на взлете человеческого "я"! Испытай себя
внутренней свободой. Тогда завтра может быть: солнце, друзья, море,
любовь