жия не было. Не дали...
Упоров поднял глаза. Начальник отдела по борьбе с бандитизмом улыбался
той же яростной улыбкой:
- Он скажет то, что скажу я. Ты должен об этом помнить. Такой еще
молодой. Давай по-простому, без объяснений в любви...
"По одному плану работают, благодетели!" - успел сообразить Упоров,
прежде чем полковник продолжил:
- ...Ты говоришь, куда ушел груз, я-спасаю тебя от расстрела. Нарушение
закона, совершенное под принуждением, - поступок, заслуживающий
снисхождения.
Кстати, этот Колос куда подевался?
- Не знаю, гражданин начальник.
- И правильно делаешь. Иди, хорошо думай.
- Но я не знаю, о чем, гражданин начальник. Груз?
Какой?!
- Думай. Такой еще молодой. За чужое похмелье жизнь положить хочешь?!
Тебе это нужно?!
Он распахнул дверь ударом ноги, позвал:
- Георгий! Иди сюда! Продолжай беседовать. Может, он думать начнет.
- Вроде бы не безнадежный, товарищ полковник, - сказал со крытым
значением Скачков. - Запугали чело"
века. Сами знаете, как бывает.
- Я-то знаю, он пусть сам о своей жизни заботится!
Прокурор торопит. Из общей камеры убрать.
- Нет одиночек, гражданин полковник.
- В 36-ю!
- Там Рассветов с бандой.
- Не беда. Он тоже бандит. Посмотрит-поймет.
Георгий Николаевич мялся, перекладывая на столе листки протокола
допроса, всем своим видом подчеркивая - он не одобряет полковника.
- Как снег на голову свалился... Мне очень неприятно, Вадим, но, сами
понимаете, приказ есть приказ. Этот Рассветов - настоящее чудовище. Вы бы
подумали и рискнули на правду. Один мужественный поступок, и вы-в
безопасности. Разве это золото, кстати, вам не принадлежащее, стоит...
- Какое золото?! То мокруху шьете, Георгий Николаевич, то золото.
Давайте заодно и Азовский банк на меня грузите!
Капитан разочарованно вздохнул. Он был искренен и твердо верил в свою
искренность, только подследственный догадывался о чем-то другом, слушая
самую низкую, недоступную нормальному слуху ноту тайного умысла
руководившего всем движением дела. Он был фигурой второстепенной, главный
объект притяжения - воровская касса.
- Мужайтесь, Вадим, - напутствовал его Георгий Николаевич, поглаживая
левую ладонь правой, - в вас обязательно проснется надежда, в вас-кровь
революционера. Дам один совет: в камере не поддавайтесь на провокации.
Проявляйте терпение. В своих же интересах...
Подследственному даже показалось, что капитан погладил его спину мягкой
ладошкой. Такой ласковый...
В тюрьме каждая дверь скрипит по-своему, будто их настраивает
плотник-психолог с музыкальным образованием и знанием слабости
человеческой души. Ржавый голос навесов поражает психику сжавшегося
новичка, как дополнительное наказание, отнимает остатки собранного по
крупицам мужества, по ту сторону порога заключенный стоит если еще не
сломленный, то готовый слоиться. Камера об этом знает.
Хотя Упоров переступал не первый порог, скрип двери подействовал на
него разрушающе. Он увидел пред собой затянутую в тельняшку грудь, с
трудом поднял голову, чтобы взглянуть в лицо человека, преградившего ему
путь. Ничего не выражающие глаза торчали из-под обритых бровей потухшими
стекляшками. Бледно-розовый шрам пересекал рябое плоское лицо, которым
можно было пугать даже взрослых. Человек открыл рот, полный золотых
зубов... ну, конечно же, он спросил:
- Масть?
Упоров знал - банда Рассветова не щадила ни сук, ни воров. Резали всех,
и Дьяк говорил: "Почище
Упоров поднял глаза. Начальник отдела по борьбе с бандитизмом улыбался
той же яростной улыбкой:
- Он скажет то, что скажу я. Ты должен об этом помнить. Такой еще
молодой. Давай по-простому, без объяснений в любви...
"По одному плану работают, благодетели!" - успел сообразить Упоров,
прежде чем полковник продолжил:
- ...Ты говоришь, куда ушел груз, я-спасаю тебя от расстрела. Нарушение
закона, совершенное под принуждением, - поступок, заслуживающий
снисхождения.
Кстати, этот Колос куда подевался?
- Не знаю, гражданин начальник.
- И правильно делаешь. Иди, хорошо думай.
- Но я не знаю, о чем, гражданин начальник. Груз?
Какой?!
- Думай. Такой еще молодой. За чужое похмелье жизнь положить хочешь?!
Тебе это нужно?!
Он распахнул дверь ударом ноги, позвал:
- Георгий! Иди сюда! Продолжай беседовать. Может, он думать начнет.
- Вроде бы не безнадежный, товарищ полковник, - сказал со крытым
значением Скачков. - Запугали чело"
века. Сами знаете, как бывает.
- Я-то знаю, он пусть сам о своей жизни заботится!
Прокурор торопит. Из общей камеры убрать.
- Нет одиночек, гражданин полковник.
- В 36-ю!
- Там Рассветов с бандой.
- Не беда. Он тоже бандит. Посмотрит-поймет.
Георгий Николаевич мялся, перекладывая на столе листки протокола
допроса, всем своим видом подчеркивая - он не одобряет полковника.
- Как снег на голову свалился... Мне очень неприятно, Вадим, но, сами
понимаете, приказ есть приказ. Этот Рассветов - настоящее чудовище. Вы бы
подумали и рискнули на правду. Один мужественный поступок, и вы-в
безопасности. Разве это золото, кстати, вам не принадлежащее, стоит...
- Какое золото?! То мокруху шьете, Георгий Николаевич, то золото.
Давайте заодно и Азовский банк на меня грузите!
Капитан разочарованно вздохнул. Он был искренен и твердо верил в свою
искренность, только подследственный догадывался о чем-то другом, слушая
самую низкую, недоступную нормальному слуху ноту тайного умысла
руководившего всем движением дела. Он был фигурой второстепенной, главный
объект притяжения - воровская касса.
- Мужайтесь, Вадим, - напутствовал его Георгий Николаевич, поглаживая
левую ладонь правой, - в вас обязательно проснется надежда, в вас-кровь
революционера. Дам один совет: в камере не поддавайтесь на провокации.
Проявляйте терпение. В своих же интересах...
Подследственному даже показалось, что капитан погладил его спину мягкой
ладошкой. Такой ласковый...
В тюрьме каждая дверь скрипит по-своему, будто их настраивает
плотник-психолог с музыкальным образованием и знанием слабости
человеческой души. Ржавый голос навесов поражает психику сжавшегося
новичка, как дополнительное наказание, отнимает остатки собранного по
крупицам мужества, по ту сторону порога заключенный стоит если еще не
сломленный, то готовый слоиться. Камера об этом знает.
Хотя Упоров переступал не первый порог, скрип двери подействовал на
него разрушающе. Он увидел пред собой затянутую в тельняшку грудь, с
трудом поднял голову, чтобы взглянуть в лицо человека, преградившего ему
путь. Ничего не выражающие глаза торчали из-под обритых бровей потухшими
стекляшками. Бледно-розовый шрам пересекал рябое плоское лицо, которым
можно было пугать даже взрослых. Человек открыл рот, полный золотых
зубов... ну, конечно же, он спросил:
- Масть?
Упоров знал - банда Рассветова не щадила ни сук, ни воров. Резали всех,
и Дьяк говорил: "Почище