Черная свеча


бающийся якут в армейском ватнике с жирными, расчесанными на
пробор волосами. Темные проталины веселых глаз прятались в тяжелых
складках пористой кожи.
Якут был крепок и подвижен, словно живая ртуть. Посаженная на короткую
шею голова поворачивалась поволчьи со всем туловищем, и всякий раз такой
поворот вызывал невольную настороженность.
Капитан взглянул на вошедшего с наигранной приветливостью, сказал в
трубку:
- Серафим пожаловал!
Якут показал ему брезентовый мешок, из которого капала кровь.
- С добычей, - продолжал капитан. - Какие там соболя?! Наши упущения.
Нет, еще не видел.
Ярпев подбородком указал на промокший мешок:
- Кто там у тебя, Серафим?
Якут пошевелил широким носом с загнутым кончиком, прикрыл глаза,
произнес с расстановкой:
- Значит, так... Скажи полковнику-Кафтан, Японец, третьего не признал.
Но шипко блатной! Жена хотел играть. Я хитрый: сказал Надьха сипилис
болеет.
Пухался, руками махал. Больше не будет...
Легким, чуть вприпрыжку, шагом якут подошел к столу ;! вывалил на пол к
ногам капитана три обрубленные к::сти.
- Кафтанов, Снегирев, третьего не знает. Пристрелил на всякий случай.
Важа Спиридонович спрашивает - он точно беглый?
- Ищо какой! Прятать просил. Деньги много обещал...
- Обещал или дал?
- Обещал только...
- Гостеприимный ты человек, Серафим! Важа Спиридонович передает тебе
привет и благодарность. Расчет получишь за троих.
Яку- по-серьезному оглядел присутствующих, обеими рукам;; пригладил
лоснящиеся волосы:
- Серафимушка шестный, ему нешестный деньги не надо. Он служит партии и
советскому народу.
"Мы несли деньги этой дешевке, - беззлобно подумал Упоров. - Могли
разделить участь этих троих... Тогда рук было бы пять. Одна из них-твоя".
Улыбающаяся рожа якута стала враждебной, сохраняя в себе пугающую
доступность смерти.
Вадим подумал: "Все люди ходят в масках, пряча свою внутреннюю правду
так глубоко, что не могут до нее докопаться. Актеры! Поганые актеры!"
В комнату вошел еще один человек в поношенном драповом пальто и
солдатской шапке без звездочки.
Человек был откровенно пьян, хотя старался по мере возможности скрыть
свое нерабочее состояние.
- Все, Важа Спиридонович, - крикнул в трубку капитан, - фельдшера
привели. Как всегда. Я же сказал"привели", минут через тридцать отправим
вместе с покойным акт. До свидания!
- Изволю заметить, товарищ Ярцев, я пришел сам! - обидчиво выпалил
фельдшер. - Нацепили, понимаешь ли, погоны, думаете-можете унижать мое
человеческое... до... до...
Он не смог одолеть слово. Капитан миролюбиво прервал его:
- Будет вам, Петр Платонович. Надо подписать акт о смерти, и мы вас не
задерживаем.
Фельдшер икнул, обвел комнату неустойчивым взглядом, наконец указал
пальцем себе под ноги:
- Этот, что ли?
Петр Платонович наклонился, поднял веко, затем пощупал пульс Малинина.
Выпятив вперед облепленную хлебными крошками губу, с сомнением поглядел на
капитана:
- Он пока еще с нами...
- Его нет, Петр Платонович! И перестаньте ломать комедию!
Фельдшер вздрогнул, засуетился, повторив свою процедуру с веком и
пульсом, сказал, не поднимая на капитана глаз:
- Нет, тут все ясно-состояние агонии...
- Он умер! - перебил Ярцев. - Вот здесь надо подписать. А вы что ждете,
Серафим? Идите, гю.пчайтс в кассе. Не забудьте передать привет супруге.
Капитан взял со стола подписанный акт, сделал на ходу замечание
фельдшеру:
- Вы что,