Черная свеча


ной точке.
Взгляд обладал почти осязательной силой. Упоров хотел посторониться от
щели, однако сдержался, понимая: главное-не суетиться. В настроении мужика
произошла разительная перемена, отразившаяся на испитом лице гримасой
внутренней заостренности. Оно, словно морда легавой на стойке, подалось
вперед, а ноздри выразительно пошевелились.
"Или засек, или вспомнил, где можно нохмелиться.
Ты-осел: дверь забыл закрыть за девчонкой! Может, поленом-по башке?
Заорет. Успокойся: его кумар с похмелья трясет".
Минут через десять после того, как бдительный бухарик ушагал в сторону
водокачки, на крыльце появилась Наташа с дымящейся чашкой и куском хлеба.
Рука, встретившая его нож, была перевязана стираным бинтом. Зэк смотрел на
нескладное, длинноногое существо, пытающееся по-мальчишески тощим задом
захлопнуть двери, со сложным чувством вины и умиления. Поведение ее было
естественным, по-домашнему не выставочным.
Она справилась с дверью, сделала шаг с первой ступени крыльца,
остановилась, сурово собрав к переносице брови. Ребенок сразу поменялся,
зэк видел перед собой обманутую маленькую женщину. Потом она сказала
кому-то, кого Вадим еще не мог разглядеть:
- Ну и подлец же вы, дядя Левонтий!
Автоматчиков он увидел мгновением позже. У них сводило от напряжения
скулы, автоматы были готовы открыть огонь. Следом в поле видимости
появился капитан, вызывающе аккуратный среди загаженного бытовыми отходами
двора.
- Это кому? - капитан указал на дымящуюся кружку в руке девчонки и
улыбнулся.
- Собачке, - Наташа покраснела, снова стала ребенком.
- Должен тебя огорчить, - капитан почесал твердую переносицу, изобразив
подлинное сожаление. - Твою собачку мы пристрелим: бешеная. Такие вот
дела, красавица!
Он подождал, пока сожаление покинет его запоминающееся лицо волевого
человека, и продолжал уже в другом тоне:
- Убирайся вон, дрянь! Иначе твой дядя вернется на тюремные нары за
укрывательство особо опасного преступника!
"Это обо мне. Объявка сделана. Твой выход, Вадим!"
Упоров распахнул ногой двери сарая, двинулся к офицеру, не обращая
внимания на вскинутые стволы.
Он решил-самое время.
Но офицер сказал:
- Стоять!
И зэк остановился. Наверное, за следующим шагом мог последовать
отсекающий настоящее от будущего выстрел: зэк видел, как напрягся палец
сержанта на спуске. Однако именно этого шага он не сделал. Не по страху,
по другой, неизъяснимой причине, установившей запретную грань.
У всякой смерти-свое время. Его стояла перед ним так близко, что зэк
чувствовал ее землистый запах. Он к нему привыкал. Она не взяла его,
точнее-не приняла, дала возможность сказать:
- Капитан, девчонка здесь ни при чем...
- Я так и думал, - офицер снова стал вежливым, попросил, повернувшись к
Наташе: - Иди домой, детка, мы отведем твою собачку на живодерню.
Она поглядела на него, не скрывая сожаления, снова взрослая и строгая,
поднялась на одну ступеньку и ушла. Он подмигнул стоящим напротив
автоматчикам, ПОТОМУ что хотел выглядеть бесстрашным, хотел, чтобы Наташа
видела через тюлевые занавески на перекошенном окне-ему совсем не страшно.
- Обыскать! - приказал капитан, подбодрив автоматчиков нетерпеливым
жестом.
- Руки в гору!
Сержант поставил автомат на уровне живота, выследивший беглеца дядя
Левонтий выдернул из голяшки нож. Ловко обшлепав карманы быстрыми
профессиональными движениями, выкинул под ноги сержанту флягу с медвежьим
жиром.
- Снять