лучиться, все, что должен был он пережить в
будущем, вырастало из этого слепего бега и было так же безнадежно. Но он
бежал.
Перепрыгивая через валежины, канавы. Бежал, как бегают во сне, умоляя
Господа дать ему хотя бы возможность все потерять мгновенно. Жизнь
утратила ощущение бесконечности, готовая прерваться в любую секунду.
Но игра продолжалась. Он падал, полз, увертывался, хотел раствориться,
чтобы стать воздухом. Прозрачным, бесплотным, способным пропустить сквозь
себя пулю и ке ощутить тугого разрыва тела.
Пули ложились рядом, рождая маленькие снежные вулканчнки, как взрывы
возмущения тех, кому надо было в него попасть. Все решал разыгравшийся
случай.
И он оказался на стороне зэка. Выстрелы прекратились, потому что он
бежал мимо жилых бараков.
Упоров залетел в проулок, проскочил между сколоченных из фанерных
листов кладовок. Впереди закашлялся вышедший до ветру мужик в заячьем
треухе. Глухое буханье трясло его завернутое в рваный полушубок тело.
Мужик постоянно отхаркивался п матерился, вспоминая при этом чье-то
женское имя.
"Не стоит ему на глаза попадаться, - Упоров прижался к стене фанерной
кладовки. - Скорей бы убирался, дурак ленивый!"
Справа загремела цепь, в колодец упало ведро, а чуть позже послышался
стук сапог.
- Левонтий, кто тут пробегал?!
- Кому в такую рань бегать? Вы, что ли, стреляли?
- Мы.
- Убили кого?
- Одного.
- Сколь их было?
- Да пошел ты! Замыкайся крепче. Такие рыси бегают.
И сапоги застучали в обратную сторону. Зэк подождал. Глянул за забор.
Никого. Он перелез, пошел вдоль бревенчатого дома, кланяясь низким окнам.
Остановился перед сараями, от которых на них кинулась первая собака,
но/ком подвинул видимый в широкую щель язычок внутреннего замка. Дверь
открылась спокойно, пропустив его в обыкновенный дровяник, где огороженное
толстыми досками пространство заполнял смолистый запах лиственницы.
Беглец прилег на поленницу свежесрубленных дров, погружаясь в усталую
дремоту. Сладковатый аромат свежего дерева вливался в кровь, наполняя ее
медовой тягучестью, отчего мысли при нем остались только ленивые и
спокойные.
В соседнем сарае петух прокричал зорю, под его бодрую песню подумалось:
"Хорошо бы сонного застрелили..." Но дальше того пожелания дело не пошло;
о том как лопнет голова, наполняясь болью от входящей в нее пули, зэк не
успел додумать: он заснул.
Спал без снов, но даже в столь глубоком забытье почувствовал на себе
внимательный взгляд. Он явно не имел отношения к его сну. Был настоящий.
"Мент или собака. Больше ходить за тобой некому.
Собака бы уже кинулась. Значит, мент. Любуется, гад.
Лучше б стрелял!"
Мысленно представил путь руки за голенище, где был нож. Чуть приподнял
ресницы... Прямо перед ним на земляном полу стояли валенки, подшитые
кусками старых покрышек от полуторки.
"Пора, парень!" - скомандовал себе зэк, выхватив нож, быстро вскочил.
Он не сразу сообразил, почему лицо человека оказалось на уровне его груди,
но интуитивно отдернул к себе нож. Неизвестный ойкнул. Голос был слабый и
не мог родить крик. Чуть погодя Упоров увидел, как на узкой, почти детской
ладони расходится короткая рана.
Тихо! - предупредил изрядно смущенный беглец. - Не надо шуметь! Я
нечаянно...
- Не буду, - так же шепотом ответил неизвестный и поднял два больших,
наполненных слезами глаза. Они были зеленые, как мокрый нефрит.
Девчонка! Это, конечно, лучше, чем чекист с автоматом, но вс
будущем, вырастало из этого слепего бега и было так же безнадежно. Но он
бежал.
Перепрыгивая через валежины, канавы. Бежал, как бегают во сне, умоляя
Господа дать ему хотя бы возможность все потерять мгновенно. Жизнь
утратила ощущение бесконечности, готовая прерваться в любую секунду.
Но игра продолжалась. Он падал, полз, увертывался, хотел раствориться,
чтобы стать воздухом. Прозрачным, бесплотным, способным пропустить сквозь
себя пулю и ке ощутить тугого разрыва тела.
Пули ложились рядом, рождая маленькие снежные вулканчнки, как взрывы
возмущения тех, кому надо было в него попасть. Все решал разыгравшийся
случай.
И он оказался на стороне зэка. Выстрелы прекратились, потому что он
бежал мимо жилых бараков.
Упоров залетел в проулок, проскочил между сколоченных из фанерных
листов кладовок. Впереди закашлялся вышедший до ветру мужик в заячьем
треухе. Глухое буханье трясло его завернутое в рваный полушубок тело.
Мужик постоянно отхаркивался п матерился, вспоминая при этом чье-то
женское имя.
"Не стоит ему на глаза попадаться, - Упоров прижался к стене фанерной
кладовки. - Скорей бы убирался, дурак ленивый!"
Справа загремела цепь, в колодец упало ведро, а чуть позже послышался
стук сапог.
- Левонтий, кто тут пробегал?!
- Кому в такую рань бегать? Вы, что ли, стреляли?
- Мы.
- Убили кого?
- Одного.
- Сколь их было?
- Да пошел ты! Замыкайся крепче. Такие рыси бегают.
И сапоги застучали в обратную сторону. Зэк подождал. Глянул за забор.
Никого. Он перелез, пошел вдоль бревенчатого дома, кланяясь низким окнам.
Остановился перед сараями, от которых на них кинулась первая собака,
но/ком подвинул видимый в широкую щель язычок внутреннего замка. Дверь
открылась спокойно, пропустив его в обыкновенный дровяник, где огороженное
толстыми досками пространство заполнял смолистый запах лиственницы.
Беглец прилег на поленницу свежесрубленных дров, погружаясь в усталую
дремоту. Сладковатый аромат свежего дерева вливался в кровь, наполняя ее
медовой тягучестью, отчего мысли при нем остались только ленивые и
спокойные.
В соседнем сарае петух прокричал зорю, под его бодрую песню подумалось:
"Хорошо бы сонного застрелили..." Но дальше того пожелания дело не пошло;
о том как лопнет голова, наполняясь болью от входящей в нее пули, зэк не
успел додумать: он заснул.
Спал без снов, но даже в столь глубоком забытье почувствовал на себе
внимательный взгляд. Он явно не имел отношения к его сну. Был настоящий.
"Мент или собака. Больше ходить за тобой некому.
Собака бы уже кинулась. Значит, мент. Любуется, гад.
Лучше б стрелял!"
Мысленно представил путь руки за голенище, где был нож. Чуть приподнял
ресницы... Прямо перед ним на земляном полу стояли валенки, подшитые
кусками старых покрышек от полуторки.
"Пора, парень!" - скомандовал себе зэк, выхватив нож, быстро вскочил.
Он не сразу сообразил, почему лицо человека оказалось на уровне его груди,
но интуитивно отдернул к себе нож. Неизвестный ойкнул. Голос был слабый и
не мог родить крик. Чуть погодя Упоров увидел, как на узкой, почти детской
ладони расходится короткая рана.
Тихо! - предупредил изрядно смущенный беглец. - Не надо шуметь! Я
нечаянно...
- Не буду, - так же шепотом ответил неизвестный и поднял два больших,
наполненных слезами глаза. Они были зеленые, как мокрый нефрит.
Девчонка! Это, конечно, лучше, чем чекист с автоматом, но вс