как вспотели ладони.
Пот-холодный.
Вошедшего, однако, никто не заметил, и это тоже органично входило в их
безантрактную игру маленьким изящным штрихом, когда человеку дают понять:
онничтожество, жертва, потому должен ждать, когда о нем вспомнят.
Зэк привалился к нарам, по ему сказали:
- Садись!
Указали при этом место на лавке и снова забыли.
Мысли вели себя суетливо и слишком самостоятельно. В них созревало
что-то роковое, постепенно остывая до безразличия к собственной судьбе,
чтобы через секунду снова вспыхнуть необъяснимым беспокойством.
Через нары хорошо одетый вор переплавлял одно из своих похождений в
безобидный рассказ с картинками, не меняя притом загадочного выражения
лица:
- ...Толкую менту-произошла ошибка: я-иностранный подданный,
незаконнорожденный сын неаполитанской принцессы Шарлотты и товарища
Шаляпина.
В этой стране варваров оказался совершенно случайно.
Л он мне-сто в гору: "Банк, - говорит, - на Ямщицкой тоже взял по
наколке товарища Шаляпина?" Нет, отвечаю с достоинством и по-английски...
- Ты? - не выдержал желтушный зэк из проф.ессиональных барыг.
- А кто же еще?! Мне задают вопросы, я и отвечаю: по политическим
убеждениям банк молотпул. Необходимо было заплатить гонорар личному
парикмахеру товарища Берии. Мент в полуобморочном соси.яини, я-в
наручниках. Сидим и смотрим друг на друга. Он выпил воды, успокоился,
спрашивает: "Это еще зачем?"
Не теряя приличного иностранной особе чувств;! .':истоинства, объясняю,
опять же по-английски: "Чиб он глотку этому козлу перерезал".
- Ха! Ха! - взорвались хохотом слушатели.
- Тише можно? - вежливо попросил сидевший особняком Аркадий Ануфриевич
Львов и новел с достоинством в сторону смеха крепко посаженной на высокую
шею аккуратной головой. Мягкими, не пугающими манерами Львов был чем-то
неуловимо похож на начальника лагеря "Новый", имея при этом и значн-е. -
ьное преимущество: среди людей своей масти он обладал огромным авторитетом.
Упоров решил, что в этой компании ножа нет только у Львова, да еще,
может быть, у Никанора Евстафьевича Дьякова: им они ни к чему, за них есть
кому заступиться...
Тебе хуже: ты один и не знаешь, зачем позвали. Он только успел подумать
о Дьяке, как тот спросил, заботливо окатывая слова русским оканьем:
- Ты в карантинном был с Каштанкой?
Только сейчас Упоров увидал Опенкина, сидящего на дальних нарах. Рядом
с ним-два плоских, ничем не озабоченных лица, настолько внешне
равнодушных;
что кажется - лиц-то нет, одни маски.
"Они его кончат", - догадался Упоров и ответил:
- Нас везли в одном "воронке". В карантинном спали на одних нарах.
- Кенты, значит? Что ж ты ему по роже врезал? - спросил квадратный
человек с похожей на перевернутую репу головой. - Знаем мы эти зехера!
Федор менжанулся, опосля подговорил фраера...
- Мужик говорит правду. Ираклий подтвердил, - возразил ему голубоглазый
вор, тот самый, что рассказывал про свои похождения, и отхлебнул из кружки
глоток чифира.
- У тебя вес просто, Малина: ударил вора, который мог помочь Скрипачу
зарезать Салавара, и оба теперь в чистые прут.
- Почему ты его ударил? - спросил внимательно следящий за разговором
Дьяк.
- Так получилось. Я не хотел, чтобы его убили. Мне незачем придумывать.
- Ираклий не должен врать, - глубокомысленно изрек Резо Асилиани. - Он
никогда не врал.
- Ты спи, спи, Ворон, - попросил пожилого грузина не по возрасту седой
зэк, сохранивший от пр
Пот-холодный.
Вошедшего, однако, никто не заметил, и это тоже органично входило в их
безантрактную игру маленьким изящным штрихом, когда человеку дают понять:
онничтожество, жертва, потому должен ждать, когда о нем вспомнят.
Зэк привалился к нарам, по ему сказали:
- Садись!
Указали при этом место на лавке и снова забыли.
Мысли вели себя суетливо и слишком самостоятельно. В них созревало
что-то роковое, постепенно остывая до безразличия к собственной судьбе,
чтобы через секунду снова вспыхнуть необъяснимым беспокойством.
Через нары хорошо одетый вор переплавлял одно из своих похождений в
безобидный рассказ с картинками, не меняя притом загадочного выражения
лица:
- ...Толкую менту-произошла ошибка: я-иностранный подданный,
незаконнорожденный сын неаполитанской принцессы Шарлотты и товарища
Шаляпина.
В этой стране варваров оказался совершенно случайно.
Л он мне-сто в гору: "Банк, - говорит, - на Ямщицкой тоже взял по
наколке товарища Шаляпина?" Нет, отвечаю с достоинством и по-английски...
- Ты? - не выдержал желтушный зэк из проф.ессиональных барыг.
- А кто же еще?! Мне задают вопросы, я и отвечаю: по политическим
убеждениям банк молотпул. Необходимо было заплатить гонорар личному
парикмахеру товарища Берии. Мент в полуобморочном соси.яини, я-в
наручниках. Сидим и смотрим друг на друга. Он выпил воды, успокоился,
спрашивает: "Это еще зачем?"
Не теряя приличного иностранной особе чувств;! .':истоинства, объясняю,
опять же по-английски: "Чиб он глотку этому козлу перерезал".
- Ха! Ха! - взорвались хохотом слушатели.
- Тише можно? - вежливо попросил сидевший особняком Аркадий Ануфриевич
Львов и новел с достоинством в сторону смеха крепко посаженной на высокую
шею аккуратной головой. Мягкими, не пугающими манерами Львов был чем-то
неуловимо похож на начальника лагеря "Новый", имея при этом и значн-е. -
ьное преимущество: среди людей своей масти он обладал огромным авторитетом.
Упоров решил, что в этой компании ножа нет только у Львова, да еще,
может быть, у Никанора Евстафьевича Дьякова: им они ни к чему, за них есть
кому заступиться...
Тебе хуже: ты один и не знаешь, зачем позвали. Он только успел подумать
о Дьяке, как тот спросил, заботливо окатывая слова русским оканьем:
- Ты в карантинном был с Каштанкой?
Только сейчас Упоров увидал Опенкина, сидящего на дальних нарах. Рядом
с ним-два плоских, ничем не озабоченных лица, настолько внешне
равнодушных;
что кажется - лиц-то нет, одни маски.
"Они его кончат", - догадался Упоров и ответил:
- Нас везли в одном "воронке". В карантинном спали на одних нарах.
- Кенты, значит? Что ж ты ему по роже врезал? - спросил квадратный
человек с похожей на перевернутую репу головой. - Знаем мы эти зехера!
Федор менжанулся, опосля подговорил фраера...
- Мужик говорит правду. Ираклий подтвердил, - возразил ему голубоглазый
вор, тот самый, что рассказывал про свои похождения, и отхлебнул из кружки
глоток чифира.
- У тебя вес просто, Малина: ударил вора, который мог помочь Скрипачу
зарезать Салавара, и оба теперь в чистые прут.
- Почему ты его ударил? - спросил внимательно следящий за разговором
Дьяк.
- Так получилось. Я не хотел, чтобы его убили. Мне незачем придумывать.
- Ираклий не должен врать, - глубокомысленно изрек Резо Асилиани. - Он
никогда не врал.
- Ты спи, спи, Ворон, - попросил пожилого грузина не по возрасту седой
зэк, сохранивший от пр