овевший Стадник. - Ты шо хотел донести до
нашего сведения? Знаешь, кто лагерь спалил?
Упоров снова взглянул на бывшего парторга... Тот был уже не столь
решителен, зато оказавшийся рядом с ним Ираклий рассматривал его с
недвусмысленным вниманием.
Шпаковский открыл рот, глянул на Ираклия, снова закрыл, явно нервничая.
В конце концов сказал:
- Чахоточный и есть, которого вы сразили, гражданин начальник! Ночью в
окно лукался, когда я парашу искал.
- Ты ничего не перепутал, Шпаковский? Мабуть, другой злыдень был. Ночью
они уси на одно лицо.
- Он не ошибся, гражданин начальник, - подтвердил Ираклий. - Такой и
ночью врага разглядит.
Шпаковский быстро кивнул, продолжая заботиться о себе уже с большим
старанием и не спуская с грузина настороженных глаз.
- Ты, Шпаковский, должен был раньше сказать: сам видишь, сколько людей
страдает. Но все одно, молодец! А этот...
Старшина кивнул в сторону проволочного заграждения:
- Надо ж, гадость какая! За интеллигента канал!
С виду-то и не подумаешь!
Подошедший майор молча осмотрел труп доктора, недоуменно пожал плечами,
спросил безразличным голосом:
- Нашли поджигателя, Стадник?
- Так точно, товарищ майор! Убит при попытке к бегству.
- Этот? - майор указал пальцем в сторону лежащего доктора.
- Он самый. Свидетель есть. Эй, Шпаковский!
- Не надо! - майор недовольно поморщился. - Этап возвращается. Выдать
сухари, чай, селедку. Вас благодарю за службу.
- Служу Советскому Союзу! - прогавкал старшина, и, повернувшись к
заключенным, не выдержал, осклабился, потеряв всю свою молодцеватость, и
каждая оспинка на его грубоватом простодушном лице расплылась в счастливой
улыбке.
- Поздравляю, гражданин начальник!
Каштанка услужливо вытянул из-за плеча бандеровца тощую шею:-Такому
выстрелу товарищ Ворошилов позавидует.
Старшина был начеку, но праздник вор ему испортил.
- Молчать, заключенный Опенкин! Не понимаете по-доброму, тоди усе буде
по закону!
- Тогда чеши за селедкой, пидор. Не слыхал - товарищ майор приказал?!
- Какой он тебе товарищ, вошь тюремная?!
- Иди спроси! Но вначале тащи селедку!
Заключенные понимали-Стадник непременно застрелит вора при случае,
однако забава им нравилась, этакая игра с ощущением неизбежного конца. При
этом многие из них, окончательно разуверившиеся во всяком добре,
испытывали что-то похожее на удовольствие от того, что кто-то уйдет раньше
их. Даже обезножевший после лежания на холодной земле профессор математики
Футорянский смотрел на все с тихой улыбкой, освободив мочевой пузырь и
забыв на время о своих бесполезных конечностях, размягчившихся до
состояния студня...
Упоров взглянул на Шпаковского. Какая-то часть души еще жила ожиданием
неприятностей, по он нарочито небрежно вынул бритву и начал срезать ногти.
Он хотел доказать себе, что ничего не боится, потому останется в выигрыше
при любом раскладе дел. Он хотел себя обмануть...
...Он открыл глаза, и молодой блатарь с хищной улыбкой раздраженно
спросил:
- Ты чо, на курорте, боров?
- А у тебя есть запасные фиксы?
- Нет, а что?!
- Тогда спрячь те, что есть! Зачем пришел?
Упоров сел на нары, нащупал натруженною поясницу. Сто ходок в смену с
тяжело гиуженной тачкой по прогибающемуся дощатому трапу. Это норма. После
трех дней работы он вернулся к мыслям: не вскрыть ли себе вены... Именно
на третий день ему начало казаться - в коробе лежит тонн десять породы,
сзади грохотала такая
нашего сведения? Знаешь, кто лагерь спалил?
Упоров снова взглянул на бывшего парторга... Тот был уже не столь
решителен, зато оказавшийся рядом с ним Ираклий рассматривал его с
недвусмысленным вниманием.
Шпаковский открыл рот, глянул на Ираклия, снова закрыл, явно нервничая.
В конце концов сказал:
- Чахоточный и есть, которого вы сразили, гражданин начальник! Ночью в
окно лукался, когда я парашу искал.
- Ты ничего не перепутал, Шпаковский? Мабуть, другой злыдень был. Ночью
они уси на одно лицо.
- Он не ошибся, гражданин начальник, - подтвердил Ираклий. - Такой и
ночью врага разглядит.
Шпаковский быстро кивнул, продолжая заботиться о себе уже с большим
старанием и не спуская с грузина настороженных глаз.
- Ты, Шпаковский, должен был раньше сказать: сам видишь, сколько людей
страдает. Но все одно, молодец! А этот...
Старшина кивнул в сторону проволочного заграждения:
- Надо ж, гадость какая! За интеллигента канал!
С виду-то и не подумаешь!
Подошедший майор молча осмотрел труп доктора, недоуменно пожал плечами,
спросил безразличным голосом:
- Нашли поджигателя, Стадник?
- Так точно, товарищ майор! Убит при попытке к бегству.
- Этот? - майор указал пальцем в сторону лежащего доктора.
- Он самый. Свидетель есть. Эй, Шпаковский!
- Не надо! - майор недовольно поморщился. - Этап возвращается. Выдать
сухари, чай, селедку. Вас благодарю за службу.
- Служу Советскому Союзу! - прогавкал старшина, и, повернувшись к
заключенным, не выдержал, осклабился, потеряв всю свою молодцеватость, и
каждая оспинка на его грубоватом простодушном лице расплылась в счастливой
улыбке.
- Поздравляю, гражданин начальник!
Каштанка услужливо вытянул из-за плеча бандеровца тощую шею:-Такому
выстрелу товарищ Ворошилов позавидует.
Старшина был начеку, но праздник вор ему испортил.
- Молчать, заключенный Опенкин! Не понимаете по-доброму, тоди усе буде
по закону!
- Тогда чеши за селедкой, пидор. Не слыхал - товарищ майор приказал?!
- Какой он тебе товарищ, вошь тюремная?!
- Иди спроси! Но вначале тащи селедку!
Заключенные понимали-Стадник непременно застрелит вора при случае,
однако забава им нравилась, этакая игра с ощущением неизбежного конца. При
этом многие из них, окончательно разуверившиеся во всяком добре,
испытывали что-то похожее на удовольствие от того, что кто-то уйдет раньше
их. Даже обезножевший после лежания на холодной земле профессор математики
Футорянский смотрел на все с тихой улыбкой, освободив мочевой пузырь и
забыв на время о своих бесполезных конечностях, размягчившихся до
состояния студня...
Упоров взглянул на Шпаковского. Какая-то часть души еще жила ожиданием
неприятностей, по он нарочито небрежно вынул бритву и начал срезать ногти.
Он хотел доказать себе, что ничего не боится, потому останется в выигрыше
при любом раскладе дел. Он хотел себя обмануть...
...Он открыл глаза, и молодой блатарь с хищной улыбкой раздраженно
спросил:
- Ты чо, на курорте, боров?
- А у тебя есть запасные фиксы?
- Нет, а что?!
- Тогда спрячь те, что есть! Зачем пришел?
Упоров сел на нары, нащупал натруженною поясницу. Сто ходок в смену с
тяжело гиуженной тачкой по прогибающемуся дощатому трапу. Это норма. После
трех дней работы он вернулся к мыслям: не вскрыть ли себе вены... Именно
на третий день ему начало казаться - в коробе лежит тонн десять породы,
сзади грохотала такая