пожалели. Девять голов
тильки сгорело...
- Ваших сколько, земеля? - поинтересовался Опенкин.
- Четверо, - по инерции ответил Стадник, но, узнав вора, показал ему
кулак и сразу же устало отмахнулся. - Выжил-таки, змей чахоточный.
Старшина подошел к лейтенанту и доложил без излишних формальностей:
- Вроде сдохли. Стрелять будем?
- Как хотите. Только побыстрей!
- Все куда-то торопятся, а порядок кто соблюдать будет? - ворчал
Стадник, поставив автомат на одиночный выстрел.
Тем временем с покойников уже стащили рубахи, сапоги и даже кальсоны.
Старшина методично выстрелил в грудь каждому, кроме Культяпого, чья грудь
была занята портретами вождей мирового пролетариата: Маркса, Энгельса,
Ленина, Сталина.
Культяпого пришлось стрелять в живот.
Арестанты подвезли тачки, не торопясь погрузили в них покойников,
повезли к озеру пополнять команду "моряков". Не успевшие окоченеть руки
свисали с бортов дощатых коробов, прощаясь с бывшими земными товарищами по
несчастью безвольным помахиванием.
- Досрочно освобожденные, - сказал вслед похороннон процессии Ведров,
сербая простуженным носом.
- Нс глумитесь, - попросил недавний сосед по карцеру. - На все Воля
Божья.
- Чепуха! Было время, весь в загадках измотался, а Бога вашего не
познал.
- Неверие есть духовная слепота. Пребывание на земле в том состоянии не
наказуемо, ибо Вседержитель больных не карает...
- Вы кто такой, чтоб морочить людям голову?!
- Монах, - ответил просто блондин неопределенного возраста. Скорее
всего, он был молодым.
- Что ж тогда Господь о вас не позаботился?! По знакомству мог бы
оказать милосердие.
Блондин запахнул свое черное драповое пальто без ПУГОВИЦ, с отеческим
сожалением посмотрел на Ведрова:
- Вы не в том расположении духа, потому останетесь при своем упрямом
мнении. Но сказано: "Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явное..."
- Да пошел ты! Все извилины заплел!
Монах не обиделся, что весьма удивило прислушивавшегося к их беседе
Упорова. А Ведров и дальше продолжал выкрикивать полушепотом что-то о
моральной трусости и опиуме для народа. Бывший сокамерник улыбнулся одними
глазами и ушел в себя.
Он видел далеким зрением души угасающего от телесной ветхости отца
Никодима и слышал его едва шелестящий голос:
- Уйми гордыню, брат мой, изгони, крамолу из речей своих. Паства должна
знать одно: всякая власть - от Бога!
- От кого нонешняя, святой отец? - спрашивает молодой монах.
Отец Никодим молчит смущенно... Игумен искренне хочет, чтобы слуга
божий Кирилл переплыл мутное житейское море без катастроф.
Кудрявая борода бесстрастного красавца лежит на литом кресте, белые
руки скрещены на черной рясе, как два ангельских крыла, а голубые глаза
ждут ответа. Молодой монах знает о доносе, написанном соседом по келье
Лазарем при свете свечи, источающей медовый запах. Слогом мягким, но
разящим. Знает о том и отец Никодим, но оба берегут свои тайны, дабы не
приносить друг другу большего огорчения.
- Власть нынче антихристова, - решается на ответ Никодим. - Обличать ее
воздержись: терпение дарует терпеливому мудрость...
- Благодарствую, святой отец мой. Только "возложивший руку свою на плуг
и озирающийся назад не благонадежен для Царства Божия", кое стремимся
стяжать мы. с вами...
Старец перекрестил спину удаляющегося монаха, едва сисрживая слезы. Ему
не дано совершить подвиг по причине крайней немощи, оттого жизнь, прожитая
в послушании и служении,
тильки сгорело...
- Ваших сколько, земеля? - поинтересовался Опенкин.
- Четверо, - по инерции ответил Стадник, но, узнав вора, показал ему
кулак и сразу же устало отмахнулся. - Выжил-таки, змей чахоточный.
Старшина подошел к лейтенанту и доложил без излишних формальностей:
- Вроде сдохли. Стрелять будем?
- Как хотите. Только побыстрей!
- Все куда-то торопятся, а порядок кто соблюдать будет? - ворчал
Стадник, поставив автомат на одиночный выстрел.
Тем временем с покойников уже стащили рубахи, сапоги и даже кальсоны.
Старшина методично выстрелил в грудь каждому, кроме Культяпого, чья грудь
была занята портретами вождей мирового пролетариата: Маркса, Энгельса,
Ленина, Сталина.
Культяпого пришлось стрелять в живот.
Арестанты подвезли тачки, не торопясь погрузили в них покойников,
повезли к озеру пополнять команду "моряков". Не успевшие окоченеть руки
свисали с бортов дощатых коробов, прощаясь с бывшими земными товарищами по
несчастью безвольным помахиванием.
- Досрочно освобожденные, - сказал вслед похороннон процессии Ведров,
сербая простуженным носом.
- Нс глумитесь, - попросил недавний сосед по карцеру. - На все Воля
Божья.
- Чепуха! Было время, весь в загадках измотался, а Бога вашего не
познал.
- Неверие есть духовная слепота. Пребывание на земле в том состоянии не
наказуемо, ибо Вседержитель больных не карает...
- Вы кто такой, чтоб морочить людям голову?!
- Монах, - ответил просто блондин неопределенного возраста. Скорее
всего, он был молодым.
- Что ж тогда Господь о вас не позаботился?! По знакомству мог бы
оказать милосердие.
Блондин запахнул свое черное драповое пальто без ПУГОВИЦ, с отеческим
сожалением посмотрел на Ведрова:
- Вы не в том расположении духа, потому останетесь при своем упрямом
мнении. Но сказано: "Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явное..."
- Да пошел ты! Все извилины заплел!
Монах не обиделся, что весьма удивило прислушивавшегося к их беседе
Упорова. А Ведров и дальше продолжал выкрикивать полушепотом что-то о
моральной трусости и опиуме для народа. Бывший сокамерник улыбнулся одними
глазами и ушел в себя.
Он видел далеким зрением души угасающего от телесной ветхости отца
Никодима и слышал его едва шелестящий голос:
- Уйми гордыню, брат мой, изгони, крамолу из речей своих. Паства должна
знать одно: всякая власть - от Бога!
- От кого нонешняя, святой отец? - спрашивает молодой монах.
Отец Никодим молчит смущенно... Игумен искренне хочет, чтобы слуга
божий Кирилл переплыл мутное житейское море без катастроф.
Кудрявая борода бесстрастного красавца лежит на литом кресте, белые
руки скрещены на черной рясе, как два ангельских крыла, а голубые глаза
ждут ответа. Молодой монах знает о доносе, написанном соседом по келье
Лазарем при свете свечи, источающей медовый запах. Слогом мягким, но
разящим. Знает о том и отец Никодим, но оба берегут свои тайны, дабы не
приносить друг другу большего огорчения.
- Власть нынче антихристова, - решается на ответ Никодим. - Обличать ее
воздержись: терпение дарует терпеливому мудрость...
- Благодарствую, святой отец мой. Только "возложивший руку свою на плуг
и озирающийся назад не благонадежен для Царства Божия", кое стремимся
стяжать мы. с вами...
Старец перекрестил спину удаляющегося монаха, едва сисрживая слезы. Ему
не дано совершить подвиг по причине крайней немощи, оттого жизнь, прожитая
в послушании и служении,