осил стойку, сшиб его. В другого вцепился отец
Кирилл. Пока они возились в грязи, Селиван рванул к вахте. Догнать его
было невозможно: так быстро человек бегать не может...
- От смерти всяко-разно побежишь, - пробормотал Ключик.
Ольховский, должно быть, не расслышал, говорил о своем:
- Никанор Евстафьевич очень плохо отозвался о тех бестолковых
исполнителях. Но больше всего обиделся на отца Кирилла. Он так кричал!
Ян Салич положил на хрящеватые уши ладони, закрыл глаза, зубы его
слегка клацнули, подчеркивая пережитый ужас.
- Дьяков выхватил топор. Вначале хотел сам, но почему-то передумал,
приказал привести приговор в исполнение Соломону Марковичу. Представляете?!
- Дьяк всегда - при голове, - мрачно объяснил Граматчиков.
- Не знаю! Не знаю! Волков потерял лицо. Так н стоял - безликий, с
топором в руке. Двое держали отца Кирилла. Кажется, он даже не
сопротивлялся...
Ян Салич убрал глаза от стола н поглядел в окно, двигая рыжими бровями.
- ...Сейчас мне уже не кажется. Отец Кирилл отвернулся, чтобы не
смущать Соломона Марковича. А я думал...
- Вы бы не отвлекались, Ян Салич.
- ...И я подумал, - повторил порозовевший Ольховский. - Я понял-каким
образом страдания одного спасают других. Христос умер за неблагодарную
толпу, а воскрес за весь род человеческий...
- Это дела Небесные...
-- ...Вечные ценности не создаются: они-дарованы.
Соломон Маркович, поверьте, стоял в решительном сопротивлении
злодейству. Только ножи тех двух и бешенство Никанора Евстафьевича помогли
ему одолеть себя...
- Отрубил?!
- "Три перста! - кричал расстроенный бегством Барончика Никанор
Евстафьевич. - Три перста руби! Чтоб всю жизнь двумя крестился!" Соломон
Маркович сделал все, как заказывали. Топор был острый. Он там и торчит.
Пальцы увезли в больницу...
- Куда сам-то Голос подевался?
- Их увезли вместе. Сердце... Нет, он живой. Такое просто трудно
пережить без потерь. Невозможно! Безумный выбор! И как судить...
Ольховский замолчал на полуслове, другим тоже не нашлось что сказать.
Потом возникшей тишины коснулось топанье за дверью теплушки. Майор Серякин
спросил с порога:
- Как же так, Вадим? Ну, как ты мог этому краху топор доверить?!
Бригадир догадался скорее по доброжелательности тона, нежели по
словам-пострадавший сказал то, что надо всем. Не следовало сомневаться...
Наверное, отец Кирилл извинялся за свою неловкость: в его натуре.
Такое разящее добро, после которого чувствуешь себя мелким негодяем. И
Соломончик рядом с ним не меижанулся...
Упоров поднялся с лавки, настроение менялось, и он уже играл с прежней
легкостью и в прежние игры:
- С людьми у меня туго, Олег Степанович. Пришлось "гвардейцев" кинуть в
бой.
Серякин запросто взял из лежащей на столе пачки "Севера" папиросу.
- А что Барончик на вахту рванул? Кум ему мозги полощет. На чем этот
прохвост прокололся?
Майор прикурил от протянутой Ольховским спички и, пустив в потолок дым,
добавил озабоченно:
- Вы же мероприятие сорвать можете, мужики.
Новый замполит к вам собирается. Помнит тебя, Важа Спиридоновнч.
- И я его не забыл...
"Мероприятие живет! - на душе потеплело. - Партия его поддерживает. Да
здравствует партия! Какой бы дурной и бесчестной она ни была-да
здравствует партия!"
Мысль пугала и радовала. Дьяк, которого полчаса назад был готов
зарубить киркой, должен жить, чтобы побыстрей разобраться с Барончиком.
Лишь бы кум не расколол эту устрицу
Кирилл. Пока они возились в грязи, Селиван рванул к вахте. Догнать его
было невозможно: так быстро человек бегать не может...
- От смерти всяко-разно побежишь, - пробормотал Ключик.
Ольховский, должно быть, не расслышал, говорил о своем:
- Никанор Евстафьевич очень плохо отозвался о тех бестолковых
исполнителях. Но больше всего обиделся на отца Кирилла. Он так кричал!
Ян Салич положил на хрящеватые уши ладони, закрыл глаза, зубы его
слегка клацнули, подчеркивая пережитый ужас.
- Дьяков выхватил топор. Вначале хотел сам, но почему-то передумал,
приказал привести приговор в исполнение Соломону Марковичу. Представляете?!
- Дьяк всегда - при голове, - мрачно объяснил Граматчиков.
- Не знаю! Не знаю! Волков потерял лицо. Так н стоял - безликий, с
топором в руке. Двое держали отца Кирилла. Кажется, он даже не
сопротивлялся...
Ян Салич убрал глаза от стола н поглядел в окно, двигая рыжими бровями.
- ...Сейчас мне уже не кажется. Отец Кирилл отвернулся, чтобы не
смущать Соломона Марковича. А я думал...
- Вы бы не отвлекались, Ян Салич.
- ...И я подумал, - повторил порозовевший Ольховский. - Я понял-каким
образом страдания одного спасают других. Христос умер за неблагодарную
толпу, а воскрес за весь род человеческий...
- Это дела Небесные...
-- ...Вечные ценности не создаются: они-дарованы.
Соломон Маркович, поверьте, стоял в решительном сопротивлении
злодейству. Только ножи тех двух и бешенство Никанора Евстафьевича помогли
ему одолеть себя...
- Отрубил?!
- "Три перста! - кричал расстроенный бегством Барончика Никанор
Евстафьевич. - Три перста руби! Чтоб всю жизнь двумя крестился!" Соломон
Маркович сделал все, как заказывали. Топор был острый. Он там и торчит.
Пальцы увезли в больницу...
- Куда сам-то Голос подевался?
- Их увезли вместе. Сердце... Нет, он живой. Такое просто трудно
пережить без потерь. Невозможно! Безумный выбор! И как судить...
Ольховский замолчал на полуслове, другим тоже не нашлось что сказать.
Потом возникшей тишины коснулось топанье за дверью теплушки. Майор Серякин
спросил с порога:
- Как же так, Вадим? Ну, как ты мог этому краху топор доверить?!
Бригадир догадался скорее по доброжелательности тона, нежели по
словам-пострадавший сказал то, что надо всем. Не следовало сомневаться...
Наверное, отец Кирилл извинялся за свою неловкость: в его натуре.
Такое разящее добро, после которого чувствуешь себя мелким негодяем. И
Соломончик рядом с ним не меижанулся...
Упоров поднялся с лавки, настроение менялось, и он уже играл с прежней
легкостью и в прежние игры:
- С людьми у меня туго, Олег Степанович. Пришлось "гвардейцев" кинуть в
бой.
Серякин запросто взял из лежащей на столе пачки "Севера" папиросу.
- А что Барончик на вахту рванул? Кум ему мозги полощет. На чем этот
прохвост прокололся?
Майор прикурил от протянутой Ольховским спички и, пустив в потолок дым,
добавил озабоченно:
- Вы же мероприятие сорвать можете, мужики.
Новый замполит к вам собирается. Помнит тебя, Важа Спиридоновнч.
- И я его не забыл...
"Мероприятие живет! - на душе потеплело. - Партия его поддерживает. Да
здравствует партия! Какой бы дурной и бесчестной она ни была-да
здравствует партия!"
Мысль пугала и радовала. Дьяк, которого полчаса назад был готов
зарубить киркой, должен жить, чтобы побыстрей разобраться с Барончиком.
Лишь бы кум не расколол эту устрицу