лючика.
Казалось, Андрей выкрикивает бессмысленные, покалеченные узостью
пространства слова:
- Бугор! Его кончают!
Ключик кричал со страхом, что было мало похоже на того, кто мог
постоять за себя перед кем угодно.
Случилось что-то невероятное. Бригадир настороженно замер, держа кайло
готовым к удару. Однако, прежде чем ему удалось обуздать нервы, Фунт
притиснул Андрея к земляной стене, спросил с ленивым любопытством и
негромко:
- Чо стряслось, Андрюша?
Ключников молчал, будто забыл о своем крике, рассматривая их с
отвлеченным вниманием.
- Ну?! - бригадир тряхнул его за борт телогрейки.
Вспыхнувшая без причины злость ушла, она оказалась непрочной, как
всякое зависящее от настроения чувство.
- Двое воров с нового этапа, - начал Андрей, сглотнув слюну. - Здоровые
быки, с одним я на Веселом был.
Пришли кончать Барончика...
- Мог и заслужить. Зачем глотку рвал? - спросил разочарованно Евлампий
Граматчпков. - Такую мерзоту и грохнуть не стыдно.
Упорову думалось-они рассуждают уже о покойнике. И это обстоятельство
его никак не огорчило, скорее - он испытал некоторое облегчение.
- Нет, - опять покачал головой Ключик, точно так же, как делал это с
закрытым ладонью Фунта ртом. - Там другие коны, с материка. Про них не
знаю. Кирюша по доброте своей душевной за него вмазался. Тогда Дьяк
приказал и Кирюшу...
- Что?! - Граматчнков поймал Ключика за грудь, подтянул к себе. -
Кирилла, сука, посмел?!
- Он же-Дьяк... - прошептал Ключик.
- А вы?! Козлы безрогие?! Дали ему жертву! Откупились, шкуры! Вадим...
Евлампий говорил через плечо, голос его был голосом, отталкивающим все
возражения:
- Тебе придется меня извинить. Я должен это сделать, иначе не
получается...
- Мы идем вместе, Евлампий.
Мгновенный, какой-то скачковый выбор не дал ему даже перевести дух. Он
не был сделан, он-пал. Он заключал в себе будущую трагедию, обрывал
двусмысленность существования, внося в него трагическую ясность.
Зэки не выпустили из рук инструмента, пошли, держа кайла, как боевые
топоры, опущенные лезвием к земле.
- ...Сейчас подъедет майор Серякин, - доложил бригадиру Ольховский, но
был едва замечен.
Они сели на лавку, расстегнув телогрейки, выпили по глотку чифира.
- Где Тихомиров? - спросил, ни к кому конкретно не обращаясь бригадир.
- Увезли в больницу.
- А Дьяк? - Граматчиков ничем не выдал своей заинтересованности во
встрече с Никанором Евстафьевичем.
- Не знаю, - Ольховский зябко обхватил себя склеротическими руками. -
Он был словно не в себе...
- Не в себе ему еще быть, - то ли желая подыграть Фунту, то ли искренне
произнес бинтовавший грязным бинтом руку Вазелин.
Упоров взглядом заставил зэка замолчать и спросил:
- Как это случилось, Ян Салич?
Ольховский, вероятно, пытаясь вернуться к пережитому, вздохнул,
раздумчиво произнес:
- Никанор Евстафьевич сидел здесь и совсем не волновался, когда пришли
те двое с Линькового...
- А что ему, падле, переживать?! - не утерпел закончивший свое дело
Вазелин.
- Выйди! - сказал Евлампий. Все остальное досказали его глаза без цвета
и жалости.
Зэк вышел. Отхлебнув из общей кружки, Ольховский продолжил как ни в чем
не бывало:
- Так я говорю-он был очень спокоен. А Селиван с отцом Кириллом носили
стойки к шахте. Те двое, с Линькового, пошли с двух сторон, для верности,
чтобы не разминуться. Барончик их расшифровал, но поздновато: они уже
вынули ножи. В одного он бр
Казалось, Андрей выкрикивает бессмысленные, покалеченные узостью
пространства слова:
- Бугор! Его кончают!
Ключик кричал со страхом, что было мало похоже на того, кто мог
постоять за себя перед кем угодно.
Случилось что-то невероятное. Бригадир настороженно замер, держа кайло
готовым к удару. Однако, прежде чем ему удалось обуздать нервы, Фунт
притиснул Андрея к земляной стене, спросил с ленивым любопытством и
негромко:
- Чо стряслось, Андрюша?
Ключников молчал, будто забыл о своем крике, рассматривая их с
отвлеченным вниманием.
- Ну?! - бригадир тряхнул его за борт телогрейки.
Вспыхнувшая без причины злость ушла, она оказалась непрочной, как
всякое зависящее от настроения чувство.
- Двое воров с нового этапа, - начал Андрей, сглотнув слюну. - Здоровые
быки, с одним я на Веселом был.
Пришли кончать Барончика...
- Мог и заслужить. Зачем глотку рвал? - спросил разочарованно Евлампий
Граматчпков. - Такую мерзоту и грохнуть не стыдно.
Упорову думалось-они рассуждают уже о покойнике. И это обстоятельство
его никак не огорчило, скорее - он испытал некоторое облегчение.
- Нет, - опять покачал головой Ключик, точно так же, как делал это с
закрытым ладонью Фунта ртом. - Там другие коны, с материка. Про них не
знаю. Кирюша по доброте своей душевной за него вмазался. Тогда Дьяк
приказал и Кирюшу...
- Что?! - Граматчнков поймал Ключика за грудь, подтянул к себе. -
Кирилла, сука, посмел?!
- Он же-Дьяк... - прошептал Ключик.
- А вы?! Козлы безрогие?! Дали ему жертву! Откупились, шкуры! Вадим...
Евлампий говорил через плечо, голос его был голосом, отталкивающим все
возражения:
- Тебе придется меня извинить. Я должен это сделать, иначе не
получается...
- Мы идем вместе, Евлампий.
Мгновенный, какой-то скачковый выбор не дал ему даже перевести дух. Он
не был сделан, он-пал. Он заключал в себе будущую трагедию, обрывал
двусмысленность существования, внося в него трагическую ясность.
Зэки не выпустили из рук инструмента, пошли, держа кайла, как боевые
топоры, опущенные лезвием к земле.
- ...Сейчас подъедет майор Серякин, - доложил бригадиру Ольховский, но
был едва замечен.
Они сели на лавку, расстегнув телогрейки, выпили по глотку чифира.
- Где Тихомиров? - спросил, ни к кому конкретно не обращаясь бригадир.
- Увезли в больницу.
- А Дьяк? - Граматчиков ничем не выдал своей заинтересованности во
встрече с Никанором Евстафьевичем.
- Не знаю, - Ольховский зябко обхватил себя склеротическими руками. -
Он был словно не в себе...
- Не в себе ему еще быть, - то ли желая подыграть Фунту, то ли искренне
произнес бинтовавший грязным бинтом руку Вазелин.
Упоров взглядом заставил зэка замолчать и спросил:
- Как это случилось, Ян Салич?
Ольховский, вероятно, пытаясь вернуться к пережитому, вздохнул,
раздумчиво произнес:
- Никанор Евстафьевич сидел здесь и совсем не волновался, когда пришли
те двое с Линькового...
- А что ему, падле, переживать?! - не утерпел закончивший свое дело
Вазелин.
- Выйди! - сказал Евлампий. Все остальное досказали его глаза без цвета
и жалости.
Зэк вышел. Отхлебнув из общей кружки, Ольховский продолжил как ни в чем
не бывало:
- Так я говорю-он был очень спокоен. А Селиван с отцом Кириллом носили
стойки к шахте. Те двое, с Линькового, пошли с двух сторон, для верности,
чтобы не разминуться. Барончик их расшифровал, но поздновато: они уже
вынули ножи. В одного он бр