Черная свеча


ич по
кличке Экономист, возглавивший сучью бригаду после того, как Зоха ушел
этапом на Ангарлаг строить большую химию Сибири. - Ты рекорды ставишь -
нам глаза колют. Просили тебя остепениться? Просили. Перед ментами
ришешься. За Дьяка прячешься, ёра! Завязывай с рекордами, иначе зарезать
придется. Как соображаете, бугорки?
- Толковое предложение! - поддержал Еневича Билеткин. - Для начала
можно зубы вырвать, чтоб не казал по каждому случаю, вошь!
"И эта душа, этот смысл потечет с тобой в накопитель Господа? Что-то
тут не совпадает даже с обыкновенным здравым рассуждением. Ты блудишь,
парень..."
Упоров посмотрел на Билеткина с уничтожающим равнодушием, как посмотрел
бы член Политбюро на третьего секретаря райкома, ничего не сказав в ответ.
Его молчание подействовало отрезвляюще на тех, кто начинал заводиться.
- Слышь, Роман, - окликнул Билеткина Есаулов, - Вадима на забоюсь не
возьмешь.
- Никак взад пятки навострил?! - Еневич подошел к Есаулову.
- Осторожней на поворотах, Саня!
- Иди сюда, ухарь! - Упоров уже стоял в углу кочегарки, держа в руках
короткий лом для чистки топки, и голос его звучал насмешливо. - Грохну
первым.
За спиной бывшего штурмана в невидимом скрещении сошлись две стены.
Чернота спрятала их пересечением, да и наличие самих стен скорее всего
было умозаключением, чем зримой реальностью.
Лом подействовал на всех умиротворяюще. Трибунал все-таки сунул ноги в
валенки, предложил:
- Никанора Евстафьевича крикнуть прикажете?
- Не надо, - улыбнулся старику Упоров, - я нришел выслушать своих
товарищей по каторге, сказать - их пытаются использовать, как гончих псов.
Билеткин, сучий потрох, толкает вас по своей всегдашней привычке к крови.
Еневич голосовал за то, чтобы мнеотрубили руки. Нас гнут менты, мы режем
друг друга.
по натырке вот таких мерзавцев! Что худого в том - мы стремимся
поскорей откинуться?! Кто из вас того не хочет?!
- Вадим, - перебил, играя цепочкой от карманных часов, Ефим Строчкнн,
мешковатый мужик в стеганой душегрейке поверх толстой байковой рубахи.
Упоров помнил Строчкина по этапу, что шел на "Новый". Он сидел,
скрючившись в три погибели на замерзшем товарище, дул, вытянув толстые
губы трубочкой, на помороженные руки. Они и сейчас еще были в белых
проплешинах, словно зэк вынул их из куля с мукой. - Ты ловчее нас. Чо тут
горбатого гнуть? Перехитрил ментов. За это не казнят. Хотя в одном
Бнлеткнн в масть попал: пашете вы через меру.
Упоров прислонил лом к прокопченной стене, подойдя к бочке с водой,
сполоснул руки и сказал:
- Хули по кочегаркам блатовать? Рогом шевелить надо. Пашем мы за свое
свободное существование и как.
можем. Он вас в блудную волокет.
Вадим опять указал на Билеткина.
- Ему выгодно мутить. Там замутил поганку, здесь плесканул керосина и,
глядишь, среди порченых проскочил.
Упоров натянул кожаную кепку и подождал. А его уже никто не перебивал,
его уже слушали с нужным вниманием.
- Вас здесь собрали по натырке администрации. Ей что надо? Чтоб мы
кентовали? Хрен в рот! Чтобы мы врагами жили и клали друг дружку. Но я вам
не враг.
Даже тебе, Роман. Хоть ты и приличная сволочь. До свидания!
Он все сделал красиво, и его никто не тормознул.
Уже за порогом подумал - на Том Свете ничего подобного быть не должно,
иначе зачем Он нужен, Тот Свет?
Двери за спиной скрипнули еще разок расслабленной пружиной. Вадим не
обернулся, при том, что знал: там есть кому ударить в спину