м ртом
зэка. Тот ответил жалостливой улыбкой обманутого идиота, но не отказался.
- Он мне такие поэмы в камере заделывал! - Зяма прижал руки к груди. -
Александр Сергеевич замучается такие сочинять. Жалость до слез берет. Он с
виду только придурковатый, на самом-то деле...
- Чьи произведения собираетесь читать, Миловидов?
- Свои. Собственные, то есть, - ответил Озорник, - смущенно опустив в
пол глаза, - прям сейчас прочитаю.
- Давайте! - скомандовал Убей-Папу, принялся было писать в своем
блокноте с дерматиновой обложкой, но, что-то вспомнив, поднял ка зэка
вопросительный взгляд...
Озорник прокашлялся, начал читать:
Я кассу взял нс из корыстных целей, Мне просто нужно было её взять.
По Колыме меня ведут теперь метели И заставляет подлый мент пахать...
- Стоп! Стоп! Стоп! - замахал руками перед носом Озорника
культработник. - Нельзя! Цензура не пропустит.
- Почему не пропустит?! - завопил Зяма. - Это же конец света!
Главное-бескорыстно, за просто так талант отдает людям! Мы опротестуем!
Дай ему в рог, Озорник!
- Зяма, уймись, - сказал Упоров, - может, кто сам что-нибудь предложит.
Желательно - без блата.
- Игру разрешено предложить, бугор? - спросил, ковыряя в зубах, Вазелин.
- Но без карт, пожалуйста! - попросил Убей-Папу. - Меня предупредили...
- Ты чо буровишь? Какие карты?! - возмутился Вазелин. - Самая народная,
доступная каждому игра.
Из зала приглашаются на сцену две команды по пять человек. Одной
команде даешь спичечный коробок и другой - ту же тару. Командуешь -
начали! Кто вперед полный вшей наберет, тот и победит. Мы на Линьковом в
двадцать минут управлялись. Смех, веселье!
- Вши не пойдут. Руководство против вшей.
- Врешь, блоха конопатая! По глазу вижу-врешь?
Начальство поддержит: ловкость у людей развивается и коллективизм.
- На Линьковом вша не чета нашей, - зевнул с потягом Ключик, -
энергичная, крупнее местной. По хребту бежит - спина прогибается. Местная
для такого мероприятия не годится.
- А вот и годится, если тару уменьшить!
- Зажимают вшивые твои таланты, Вазелинчик, - посетовал одноухий
проходчик Пашка Палей, - завистники!
- Кламбоцкий, вы фокус показать хотели! - культработник старается
перекричать развеселившихся зэков.
- Потерпи, Сережка, потерпи. Зашью тельник-все увидишь. Тайна черной
магии. Исчезновение предметов.
Я - единственный хранитель тайны...
- Можно так записать для конферанса?
- Только так, и не иначе! Скромно, без пошлости.
Сам в каком жанре подвизаешься?
- В драматическом...
- Не ошибусь - играешь Робин Гуда.
- Нет, что вы!
- А жаль...
...Фунт повернулся к Упорову, сказал...
- Воры прислали человека. С поручением...
- Сосульку?
- Угу. Дьяк должен выйти из зоны не позднее тебя.
Сходка постановила.
- Выйдет на общих основаниях...
- Может, сказать при всех Дьяку, чтоб перестал кроить?
- Подумаем. Еще есть время. Ты не отказывайся и не обещай. Понял?
Фунт не ответил. Зэки сидели рядом, закованные в томительное молчание,
отгороженные своими заботами от общего веселья. Левую щеку Граматчикова
подергивает тик, но, похоже, он не чувствует, и Вадим смотрит на ее
короткие, тряские прыжки в надежде - она сейчас устанет и остановится.
Должна же наконец!
Щека трясется...
Потом было услышано и понято обоими. Вадим убрал взгляд от щеки
Евлампия. Негромкие слова прошли сквозь их общую тишину:
- Я прочту стихи...
И опять т
зэка. Тот ответил жалостливой улыбкой обманутого идиота, но не отказался.
- Он мне такие поэмы в камере заделывал! - Зяма прижал руки к груди. -
Александр Сергеевич замучается такие сочинять. Жалость до слез берет. Он с
виду только придурковатый, на самом-то деле...
- Чьи произведения собираетесь читать, Миловидов?
- Свои. Собственные, то есть, - ответил Озорник, - смущенно опустив в
пол глаза, - прям сейчас прочитаю.
- Давайте! - скомандовал Убей-Папу, принялся было писать в своем
блокноте с дерматиновой обложкой, но, что-то вспомнив, поднял ка зэка
вопросительный взгляд...
Озорник прокашлялся, начал читать:
Я кассу взял нс из корыстных целей, Мне просто нужно было её взять.
По Колыме меня ведут теперь метели И заставляет подлый мент пахать...
- Стоп! Стоп! Стоп! - замахал руками перед носом Озорника
культработник. - Нельзя! Цензура не пропустит.
- Почему не пропустит?! - завопил Зяма. - Это же конец света!
Главное-бескорыстно, за просто так талант отдает людям! Мы опротестуем!
Дай ему в рог, Озорник!
- Зяма, уймись, - сказал Упоров, - может, кто сам что-нибудь предложит.
Желательно - без блата.
- Игру разрешено предложить, бугор? - спросил, ковыряя в зубах, Вазелин.
- Но без карт, пожалуйста! - попросил Убей-Папу. - Меня предупредили...
- Ты чо буровишь? Какие карты?! - возмутился Вазелин. - Самая народная,
доступная каждому игра.
Из зала приглашаются на сцену две команды по пять человек. Одной
команде даешь спичечный коробок и другой - ту же тару. Командуешь -
начали! Кто вперед полный вшей наберет, тот и победит. Мы на Линьковом в
двадцать минут управлялись. Смех, веселье!
- Вши не пойдут. Руководство против вшей.
- Врешь, блоха конопатая! По глазу вижу-врешь?
Начальство поддержит: ловкость у людей развивается и коллективизм.
- На Линьковом вша не чета нашей, - зевнул с потягом Ключик, -
энергичная, крупнее местной. По хребту бежит - спина прогибается. Местная
для такого мероприятия не годится.
- А вот и годится, если тару уменьшить!
- Зажимают вшивые твои таланты, Вазелинчик, - посетовал одноухий
проходчик Пашка Палей, - завистники!
- Кламбоцкий, вы фокус показать хотели! - культработник старается
перекричать развеселившихся зэков.
- Потерпи, Сережка, потерпи. Зашью тельник-все увидишь. Тайна черной
магии. Исчезновение предметов.
Я - единственный хранитель тайны...
- Можно так записать для конферанса?
- Только так, и не иначе! Скромно, без пошлости.
Сам в каком жанре подвизаешься?
- В драматическом...
- Не ошибусь - играешь Робин Гуда.
- Нет, что вы!
- А жаль...
...Фунт повернулся к Упорову, сказал...
- Воры прислали человека. С поручением...
- Сосульку?
- Угу. Дьяк должен выйти из зоны не позднее тебя.
Сходка постановила.
- Выйдет на общих основаниях...
- Может, сказать при всех Дьяку, чтоб перестал кроить?
- Подумаем. Еще есть время. Ты не отказывайся и не обещай. Понял?
Фунт не ответил. Зэки сидели рядом, закованные в томительное молчание,
отгороженные своими заботами от общего веселья. Левую щеку Граматчикова
подергивает тик, но, похоже, он не чувствует, и Вадим смотрит на ее
короткие, тряские прыжки в надежде - она сейчас устанет и остановится.
Должна же наконец!
Щека трясется...
Потом было услышано и понято обоими. Вадим убрал взгляд от щеки
Евлампия. Негромкие слова прошли сквозь их общую тишину:
- Я прочту стихи...
И опять т