- Буди Краха, что гадать?!
Под большим ватным одеялом что-то зашевелилось, чуть позже показалось
маленькое личико в белом венчике клочкастой бороденки. Личико оперлось
круглым подбородком на засаленный край одеяла, сонные глазки с трудом
освободились от тяжести набухших век.
- Что тебе известно за вагон, в котором опалялся Идиот?
- Идиот?! - звук разорвал слипшиеся губы звонко и пискляво. - Он -
жертва милицейского произвола.
Их было трое, а наводил грек...
- Ясно. Вылазь, иди сюда, дубина! Кричишь на всю зону.
- К вагону я тоже имел приглашение.
- Чего ж не подписался?
- Дал согласие на другую работу. С ним пошелКанцлер, а он такой
легкомысленный, чуть что - сразу стреляет. Я с такими не вожусь.
- Хватит хвалиться-то! Скажи лучше - как к имя грек втерся?
- Диму спросить надо: он привел. Но, думаю - плохого не возьмет. Дима -
битый. Пил мало, а значит не дурак. Одно меня смущает - их какие-то
железнодорожники постреляли! Не стыдно, если б настоящий чекист, с
орденом, а то голь беспартийная!
- Ох, Олежка, - улыбнулся Дьяк. - У тебя язык с членом на одной жиле
болтаются. Сядешь с тем греком играть. Пощупаешь иноземца. Не балаболь
попусту.
Подогрей... Тьфу' ты! Остарел совсем: лошадь лягаться учу. Иди. Досыпан!
И повернувшись к Упорову, облизал с ложки мед, после сказал:
- Такие дела, Вадим. Ты, случаем, не бежать с ним собрался?
Вопрос был задан вскользь, без навязчивого интереса, но бывший штурман
знал: по-другому о вещах серьезных здесь не говорят.
- Собрался, - ответ был таким же спокойным, как и вопрос, что
понравилось вору, хотя своего удовольствия он ничем не выдал. - Только
меня что-то держит внутри, а что - понять не могу...
- Бегал уже, то и держит. Подумай еще, Вадим.
Желанья, они часто неуместны бывают от глупых страстишек. Давай еще
медку отведаем, пока Соломона нету.
Умен Соломон! Знаешь, за что устроился? Подворовывал книжечки ценные да
разные'ксивы темные. Со стороны не подумаешь...
- Он, может, и умен, мне от того не легче...
- Потерпи, потерпи. Чой-то там, за зоной, происходит. Сталина трюмят.
Все им содеянное оказалось противным ленинскому курсу партии. Одного в
толк взять не могу: что ж она - лошадь слепая, партия эта?! Не видела,
куда ее ведут? Еще народ за собой тащила, сука...
Перед разводом случилась заминка: начальство задержалось, и, пользуясь
случаем, капитан Сычев, о ком ничего худого по зоне не ходило, подошел к
заключенному Дьякову с вопросом:
- Староста, почему ваши люди не присутствовали на политинформации?'С
приказом начальника лагеря были ознакомлены все.
- Во-первых, гражданин начальник, - примирительно улыбнулся Никанор
Евстафьевич, - это не люди, а воры, они скоро отомрут сами. Во-вторых:
политику знают назубок. Слышь, Крах, кто такой гражданин Хрущев?
Зэк цыкнул зубом, оглядел капитана, как неисправимого двоечника опытный
педагог:
- Верный ленинец, борец за дело мира и торжество коммунизма! Специально
вылез из шахты, чтобы занять место на капитанском мостике.
- Как? - счастливым голосом спросил капитана Сычева Дьяк. - Радио не
надо. Газета такого не придумает.
Капитан усмехнулся, не теряя ровного тона, предупредил:
- Советую, заключенный Дьяков, не путать в дальнейшем приказ с
приглашением. Будете наказаны.
- Не сомневайтесь, гражданин начальник: в следующий раз мы вам такое
расскажем, про что и Никита Сергеевич не знает.
Сычев слегка покраснел, н