й "Капитал" почитаем. И просят
своего, как вроде секретаря ячейки, хоть н беспартийного: "Принеси-ка,
Поликарпыч, "Капитал", освежимся партийной мудростью". Поликарпыч икру
заметал. Туда-сюда! Они все нахрапистые, принципиальные. Требуют!
Выясняется - Поликарпыч двинул тот "Капитал" Копченому, а Копченый засадил
Жорке-Звезде. Накрылся, одним' словом, "Капитальчик". Били Поликарпыча. А
ведь гнул из себя железного большевика. Сталину писал, мол, жертва - он.
Ты, Упоров, ручки-то - за спину. Беседа - беседой, порядок - порядком.
- Спасибо за науку, гражданин начальник.
- Да чо там, - засмущался не ожидавший такого ответа Подлипов и,
расправив под ремнем гимнастерку, добавил: - На то н поставлены, чтоб вас
на путь наставлять.
Начальство знает все. Есть такое начальство, которое не только все
знает, но и кое-что соображает, а главное - делает. Упоров не догадывался,
что именно с таким начальством ему придется столкнуться. Сперва он подумал
- буду крутить дело с грузом, и был сбит с толку неожиданно приятным
предложением:
- Садитесь!
Команда поступила от полковника с холеным лицом и бакенбардами,
придающими ему сходство с героями Гоголя. На вид полковнику было лет
пятьдесят. Впрочем, когда постоянно видишь перед собой изможденные лица
потерявших возраст людей, судить о возрасте тех, кто находится на другой
ступени жизни, сложно. Скорей всего, полковник - много старше. Несомненно
другое - он был главным в просторном, отделанном под мореный дуб кабинете
начальника лагеря.
Упоров сел. От непривычной мягкости и удобства обтянутого коричневой
кожей стула почувствовал себя беспомощным, а запах одеколона "Красная
Москва" сразу выделил его собственный запах, оказавшийся до тошноты
неприятным.
"Должно быть, они нюхают тебя, как кусок падали.
Живой падали"! - зло подумал зэк, перестав принюхиваться, даже испытал
что-то похожее на превосходство в кругу одинаково пахнущих людей он был
сам по себе.
Полковник с бакенбардами отодвинул желтую папку, переместил взгляд на
заключенного. Ощупью, белой ладонью без мозолей нашел золотой портсигар,
достал папиросу, и сразу перед ним загорелась немецкая зажигалка
расторопного Морабели. Он прикурил, продолжая рассматривать зэка через
голубоватый дым.
- Вы действительно не принимали участия в убийстве старшины Стадника?
"Как же, как же, гражданин начальник, лично треснул в солнечное
сплетение!" - протащил сквозь себя чистосердечное признание зэк и ответил,
насупившись:
- Нет. Не принимал.
- Ваша мать была пианисткой, отец-боевой командир?
- Да, гражданин начальник.
- Что вас толкнуло на побег?
- Желание быть свободным.
Упоров заметил - из всех присутствующих нервничает один Морабели.
Начальник лагеря стоит с отсутствующим видом у окна, рассматривая свой
новый "газик".
Но зэк чувствовал - Губарь все контролирует и именно от него зависит
результат разговора.
- Ограбление кассы было вам совершенно необходимо?
- Смалодушничал, за что и получил.
- Грехов много... хотя первопричина вашего заключения сегодня выглядит
уже не столь убедительно.
Сказано так внезапно, что у Вадима перехватило дыхание.
- ...Далее, что меня настораживает, следует целая вереница
правонарушений.
Раздался стук в дверь, знакомый голос за спиной попросил разрешения
войти.
- Заставляете себя ждать, Оскоцкий!
- На лесосеке - два трупа. Есть подозрение...
- Я не требую объяснений. Тем более в присутствии заключенн
своего, как вроде секретаря ячейки, хоть н беспартийного: "Принеси-ка,
Поликарпыч, "Капитал", освежимся партийной мудростью". Поликарпыч икру
заметал. Туда-сюда! Они все нахрапистые, принципиальные. Требуют!
Выясняется - Поликарпыч двинул тот "Капитал" Копченому, а Копченый засадил
Жорке-Звезде. Накрылся, одним' словом, "Капитальчик". Били Поликарпыча. А
ведь гнул из себя железного большевика. Сталину писал, мол, жертва - он.
Ты, Упоров, ручки-то - за спину. Беседа - беседой, порядок - порядком.
- Спасибо за науку, гражданин начальник.
- Да чо там, - засмущался не ожидавший такого ответа Подлипов и,
расправив под ремнем гимнастерку, добавил: - На то н поставлены, чтоб вас
на путь наставлять.
Начальство знает все. Есть такое начальство, которое не только все
знает, но и кое-что соображает, а главное - делает. Упоров не догадывался,
что именно с таким начальством ему придется столкнуться. Сперва он подумал
- буду крутить дело с грузом, и был сбит с толку неожиданно приятным
предложением:
- Садитесь!
Команда поступила от полковника с холеным лицом и бакенбардами,
придающими ему сходство с героями Гоголя. На вид полковнику было лет
пятьдесят. Впрочем, когда постоянно видишь перед собой изможденные лица
потерявших возраст людей, судить о возрасте тех, кто находится на другой
ступени жизни, сложно. Скорей всего, полковник - много старше. Несомненно
другое - он был главным в просторном, отделанном под мореный дуб кабинете
начальника лагеря.
Упоров сел. От непривычной мягкости и удобства обтянутого коричневой
кожей стула почувствовал себя беспомощным, а запах одеколона "Красная
Москва" сразу выделил его собственный запах, оказавшийся до тошноты
неприятным.
"Должно быть, они нюхают тебя, как кусок падали.
Живой падали"! - зло подумал зэк, перестав принюхиваться, даже испытал
что-то похожее на превосходство в кругу одинаково пахнущих людей он был
сам по себе.
Полковник с бакенбардами отодвинул желтую папку, переместил взгляд на
заключенного. Ощупью, белой ладонью без мозолей нашел золотой портсигар,
достал папиросу, и сразу перед ним загорелась немецкая зажигалка
расторопного Морабели. Он прикурил, продолжая рассматривать зэка через
голубоватый дым.
- Вы действительно не принимали участия в убийстве старшины Стадника?
"Как же, как же, гражданин начальник, лично треснул в солнечное
сплетение!" - протащил сквозь себя чистосердечное признание зэк и ответил,
насупившись:
- Нет. Не принимал.
- Ваша мать была пианисткой, отец-боевой командир?
- Да, гражданин начальник.
- Что вас толкнуло на побег?
- Желание быть свободным.
Упоров заметил - из всех присутствующих нервничает один Морабели.
Начальник лагеря стоит с отсутствующим видом у окна, рассматривая свой
новый "газик".
Но зэк чувствовал - Губарь все контролирует и именно от него зависит
результат разговора.
- Ограбление кассы было вам совершенно необходимо?
- Смалодушничал, за что и получил.
- Грехов много... хотя первопричина вашего заключения сегодня выглядит
уже не столь убедительно.
Сказано так внезапно, что у Вадима перехватило дыхание.
- ...Далее, что меня настораживает, следует целая вереница
правонарушений.
Раздался стук в дверь, знакомый голос за спиной попросил разрешения
войти.
- Заставляете себя ждать, Оскоцкий!
- На лесосеке - два трупа. Есть подозрение...
- Я не требую объяснений. Тем более в присутствии заключенн